© Copyright Саша Вишневская
     Email: vet@iclub.tyumen.ru
     Date: 18 Jan 1999
     Повесть предложена на номинирование в "Тенета-98"

Эпиграф:     Со мной никогда не случалось
                                                   ничего лучше тебя...
                                                                     БГ
                                                   Как потопаешь -
                                                   туда тебе и дорога...
                                                                   В. Дмитриева



     Сами понимаете:

     если вы нашли в каком-то из героев до боли знакомые черты,
     это еще ничего не значит.

     Огромные спасибо:

     Наталье Сергеевой,
     Алексею Плесовских,
     Марии Хамзиной,
     Александру Лазареву,
     Эльвире Ольман,
     Максу Габышеву
     и вообще всем процитированным людям.

     * * * * *

     "...пока  не шагнешь с карниза", - Тин невесело усмехнулся. Сам  он  не
считал это выходом, но ведь было же: Шаша, Ран, Клетка... Снова воспоминания
затопили черной смрадной волной; Тин, как всегда, не сразу увернулся от нее.
Глотнул "Балтики",  чтобы  разбавить  сухоту  в горле, поставил  бутылку  на
прежнее место. Она, стукнув о каменные  плиты постамента, довершила гармонию
открывавшегося отсюда вида.
     Тень  от  памятника  Ленину, под которым  сидел  Тин, уходила  наискось
влево, и луна освещала стоящее напротив здание  с  колоннами - администрация
области. С этими нелепыми колоннами  Тину всегда  хотелось сотворить  то же,
что сделал в свое время Самсон  -  толкнуть  в разные стороны, чтобы все это
развалилось к чертям...
     - ... ... к чертям собачьим! - донеслось справа. Четверо крепких парней
в джинсах-"трубах" и  спортивных костюмах, громко и  нецензурно куря, прошли
мимо. Один, краем глаза заметив Тина и две пивные бутылки, определил:
     - Эй, чувак, тебе же много на одного!
     -  Делиться надо,  - подтвердили  "пацаны",  развернувшись  в  обратную
сторону и неторопливо приближаясь.
     - Ты че один сидишь?
     - Настроение такое,  - нехотя ответил Тин, определяя: драться хотят или
просто  так. Он мог и подраться. Тряхнул головой, рассыпав по плечам длинные
черные волосы, блеснув серьгой в левом  ухе. Иногда в  нем просыпалось это -
бравада не бравада - ну, подходите, братья наши меньшие  по разуму, вы правы
- я не такой, как все.
     - Оп-па,  мужики, глядите - неформал! - радостно воскликнул "пацан", по
виду  -  самый  младший.  Тин отметил про  себя,  что  остальные не очень-то
воодушевились.
     -  Короче,  чувак, ты  прикидываешь: у  "моей"  денюха сегодня,  дак  я
добрый, - сообщил первый.  - Давай чисто  вместе бутылочку - за ее, как  бы,
здоровье там, все дела...
     - Я же говорю, настроение не то.
     - Ты че, лох, что ли? - снова не утерпел младшенький.
     -  Нет, - Тин  неторопливо  удовлетворил его любопытство. - И потом,  -
пробка  с чмоком  слетела с последней бутылки,  -  на всех  уже все равно не
хватит.
     Он спокойно отхлебнул  прохладной пенящейся жидкости и уверенно оглядел
"пацанов".
     - Пойдемте, короче, че мы паримся, - наконец решил "добрый".
     Они  ушли, оставив после себя  два окурка. Тин, поежившись от вечернего
сентябрьского ветерка, засунул руки в рукава своего пушистого свитера. Потом
вытащил руку  и  поставил одному из окурков щелбан. Тот улетел,  захватив по
дороге товарища.
     "Живут же... они, - подумал он, не решаясь  все  же на слово  "люди". -
Живут  себе  в   свое   удовольствие.  Не   мучаются  глобальными  вопросами
мироздания, не читают Кастанеду, не слушают БГ и не презирают Категорический
Императив.  Чего ж мы-то вечно не как все? Чего-то надо нам, ищем чего-то...
Да кабы нашли, а  то - не  находим  и уходим. Майк, Моррисон, Башлачев. Ран,
Шаша, Клетка...". Снова -  прозрачный и будто виноватый Шаша;  исковерканный
Ран,  которому  тесно было в этом деревянном  ящике, - изломанные пальцы его
словно хотели выбраться наружу; и  Клетка...  Тин торопливо  отправил внутрь
себя еще несколько  глотков, пытаясь залить эту боль, желая, чтобы она пошла
паром и исчезла, как почти всегда, но было, видимо, поздно.

     ...  Странно было видеть Клетку  в платье, тем более белом.  Еще  более
странно было ее лицо: спокойное, умиротворенное какое-то. В изголовье стояла
бабка, держа в руках огромную фотографию, где Клетка ослепительно улыбалась.
Фотография была сколько-то-летней давности, и Клетка там была еще не Клетка,
а Орка - девочка-панк, - и ирокез с зелеными прядями, и булавка в  ухе... Но
все  равно это  больше походило на Клетку,  чем то, что лежало  перед толпой
родственников и друзей, перед окаменевшей от горя матерью...
     - Тин... Костя...
     -  А?..  Что?.. - он невидящими глазами  скользнул по толпе. Маша  Кара
осторожно теребила его за рукав.
     - Пойдем... Ты же не поедешь на кладбище?
     Тин мотнул головой и потянул Кару в сторону реки.
     Там  они сидели и молчали, долго, и  Тину легче делалось  от  того, что
можно так сидеть  и не говорить ненужных слов. Но  чуть только вспоминалось,
почему они пришли сюда, и он отворачивался от Маши и старательно разглядывал
ржавую трубу, выжидая, пока высохнут глаза...

     - Тин! Да елы-палы, вот это  номер! - что-то знакомое, черно-джинсовое,
глядело на  него сверху вниз  и улыбалось. Тин внимательно всмотрелся в  эту
улыбку, полную золотых зубов, и неуверенно произнес:
     - Тигра..?
     - Да елы-палы, он самый! Тормозишь, всего-то два года прошло. Дай лапу,
друг!
     Тин поднялся, с удовольствием тряхнул протянутую руку. Тигра уже что-то
увлеченно рассказывал, одновременно развязывая рюкзак. А  Тин вспоминал: два
года  назад к ним  в город из Свердловска  пришли  двое: невысокая девушка с
длинными  черными волосами и черноглазый парень с полным ртом золотых зубов,
редкими  усиками и  челкой, лихо  спадающей на  глаза. Вся  тусовка им жутко
обрадовалась, но выяснилось, что  никто не может  вписать этих людей. Тин  -
тогда еще  молодой, "зеленый" и восторженно относящийся ко всему,  что  было
связано с  тусовкой - поселил  пришельцев у  себя (его  родители  и  младшая
сестра  как раз  уехали загорать на море, а его оставили  - сдавать сессию).
Жить стало  лучше,  жить  стало веселей. Пришельцы  - Лия  и Тигра - травили
анекдоты,  между делом учили  Тина играть на гитаре и пели песни, от которых
все  хохотали до колик,  или другие - от которых сжималось  горло и хотелось
плакать.

     ...А Тигра ничуть не изменился: такой же худой, усатый и смеющийся.
     - Пиво у вас тут дешевое,  у нас же вообще невозможно жить!.. Слушай, я
же тебе фотографии привез, -  ты просил, помнишь?  - вот Раст,  а это  мы  с
Лией...
     - Как она-то?
     -  Замуж вышла полгода назад,  - Тигра хохотнул. -  Чего-то  мы  с  ней
разбежались. Но  остались друзьями... Если я не ошибаюсь, она ждет бэби... А
как Леночка, Клетка?
     Тин  с  трудом  проглотил пиво  и  посмотрел на  Тигру.  Тот  выжидающе
улыбался.
     - А ты... Она умерла год назад. Год и три месяца.
     Тигра замер, и улыбка медленно сползла с его лица.
     - Прости, я не знал, правда... Черт, как же так?
     С полминуты они смотрели друг на друга, потом Тин спросил:
     - Тебе опять негде ночевать?
     - Похоже, так. Я думал у Кая вписаться, а его чего-то дома нету.
     - Да плюнь на него с высокой колокольни, пойдем ко мне.
     - Твои родичи опять на море? - Тигра усмехнулся.
     -  Почти. У  меня  теперь  свой флэт из двух  комнат -  полная  свобода
действий!
     - Да вы, батенька, буржуй: в таких условиях да одному жить...

     -  "Вот моя  деревня",  - провозгласил Тин, когда они с Тигрой  зашли в
уютный дворик, который ограждали две пятиэтажки.
     Дворик  этот был  редкостью.  Там  до  сих пор  сохранились  в  рабочем
состоянии песочницы, качели-карусели  и прочий детский инвентарь.  А еще там
росли березы. Целый двор начинающих золотиться деревьев...
     - Слушай,  а неплохо ты устроился, - удивленно одобрил Тигра. - Почти в
центре города - и такой шарман... А каким образом это получилось?
     - Тут моя тетя жила. А теперь она вот уже почти год как отошла в лучший
мир,  а перед  этим успела завещать любимому  племяннику, то есть  мне, свою
квартиру. Родители  решили,  что я уже  вполне  самостоятельная  личность, и
милостиво повелеть соизволили, чтобы я убирался.
     - Хорошая тетя... - мечтательно произнес Тигра.
     Они  поднялись  на третий  этаж. На  лестнице  в  них  чуть  не  въехал
мальчуган  на  роликах, но  вовремя затормозил,  схватившись за перила.  Тин
сделал страдальческое лицо, а мальчик - торжествующее, и они срепетированным
дуэтом продекламировали:
     - Тормозите лучше в папу,
     Папа мягкий, он простит...
     - Привет, Петька, - улыбнувшись, добавил Тин. И объяснил остолбеневшему
Тигре:
     - Это ежедневный ритуал. Этот пацан каждый день пытается меня задавить.
     - Когда-нибудь ему это удастся, я в него верю.
     - Если  ты забудешь, что  у меня квартира номер восемь, ты сможешь меня
найти по наскальной живописи.
     На   стенах  возле  квартиры  No8   было  написано   много  чего.  Были
поздравления с  новым  годом и днем рождения Пола  Маккартни, были цитаты из
великих. Например, из Пржевальского: "А еще я  люблю жизнь за  то, что в ней
можно путешествовать".
     - Добро пожаловать,  дорогой друг Карлсон!.. -  проскрипел  Тин голосом
Василия Ливанова, открыв дверь, и оглянулся на Тигру: - Ну и ты заходи...
     -  Да  ты  крут,  приятель! - оценил Тигра,  осматриваясь. -  Елы-палы,
всегда  мечтал  жить  в своей собственной  квартире!..  А тетя  была хорошим
человеком?
     -  Ну как тебе сказать... Она была моя  вторая мама. Почти. Она многому
меня научила. Представляешь,  она  к  пятидесяти  трем годам не забыла,  как
ставится аккорд Em!
     -   Зашибись   старушка   была.  И  квартирка  симпатичная.  Все  такое
квадратненькое,  уютное,  прямо  прелесть!  Наверно,  твои  девочки  мечтают
остаться  здесь  жить...  -  Тигра  повернулся  от  настенного ковра "Утро в
сосновом бору" и наткнулся на взгляд Тина.
     - Женя, - медленно и внятно сказал Тин. - Ты можешь  говорить со мной о
своих девочках, но не о моих.
     Тигра  слегка  стушевался, отвел  глаза и увидел на столике  фотографию
Клетки. Он помолчал и сказал сам себе:
     - Поздравляю тебя, Шарик, ты балбес.
     - Да ладно. Но на будущее запомни. Есть хочешь?
     -  Ха,  спросил!  -  облегченно  выдохнул  Тигра. -  Я  сегодня  только
завтракал, и все.
     - Везет же неграм, а я даже не завтракал...

     -  Да-а, пельмени - это вещь,  - удовлетворенно сказал Тигра, насаживая
на вилку очередной комочек из теста и мяса.  - Слушай, Тин, как здорово, что
я тебя встретил!
     - Как здорово на самом деле,  что  у меня остались пельмени,  - уточнил
Тин. - Если бы не было еды, все было бы гораздо мрачнее...
     В дверь позвонили.
     - Интересно. Какую...  лицо  несет на ночь глядя? - Тин пошел открывать
двери и на всякий случай посмотрел в глазок.
     В глазок была видна знакомая бородатая личность в джинсах и тельняшке.
     -  Картина  Репина  "Не  ждали", -  извиняющимся тоном пробасил Джокер,
заходя в квартиру. - Здорово. Как ты относишься сегодня к гостям?
     - Терпеливо,  - Тин пожал  протянутую руку, а из кухни вылетел Тигра  и
обрадованно закричал:
     - Джокер! Елы-палы! Сколько лет, сколько зим!..
     - Хай, - глаза Джокера слегка потеплели. -  В другое время  я  бы более
оживленно  тебя поприветствовал,  но просто  сегодня у меня  настроение  еще
мрачнее, чем обычно. А вообще я даже рад тебя видеть.
     - Мы можем поделиться пельменями, - сообщил Тин.
     - К пельменям нужна водка, - рассудительно заметил Джокер.
     - А может...
     -  Поздняк  метаться,  - и  Джокер  вытащил из  своей  объемистой сумки
бутылку.

     ... - Сплошная коммерциализация, -  говорил Джокер. - С той же музыкой.
Вот  что  находит куча людей в "Продиджи"?  Может, я темный человек, но я не
понимаю,  что  в этой музыке  прогрессивного. Это  же  и не музыка даже. Тут
прогресс только с технической точки зрения, а  с музыкальной...  И еще такая
есть вещь,  когда смотрят не  на внутреннюю сущность, а на форму. Этот чувак
из "Продиджи"  - на  него смотрит человек  и думает:  "Во, у  него  прическа
отпадная, и язык проколот, и вообще он,  наверно, крутой. И музыка  у  него,
наверно, крутая. Вот я тоже буду  слушать эту музыку и стану крутым парнем".
То есть идут от личности человека к его творчеству, а не наоборот.
     Я сам сначала был крутым металлистом:  обслушался какого-то  советского
"металла" -  и  два  года "висел" только  на нем,  ходил  весь в железках  и
прочее.  А  потом  мне  стали  надоедать  однообразные  тексты и  темы.  Мне
захотелось  чего-то  большего. И тогда  кто-то поставил мне Егора Летова.  Я
послушал  - и понял: текст.  Главное  -  что поет,  а не  как. Хотя как тоже
важно. И вот я  обслушался  Летова до потери пульса  и лет пять только его и
Янку  Дягилеву слушал. Во многом именно  Летов "подвиг" меня на  собственное
творчество. Это тоже важный критерий "настоящести". Интересно, на  что может
подвигнуть та же "Продиджи"? Да нет, это даже не интересно:  пойти нажраться
вдрабадан, разбить пару фонарей на улице или кому-нибудь морду набить.
     ...БГ я сначала вообще не воспринимал. А потом дорос и до него.
     До всего  в  жизни нужно дорасти, и это  неизбежно произойдет,  если ты
хочешь.  А  если тебя устраивает  только  оплетать  себя  феньками с  ног до
головы... Вот  этим  отличается  нынешнее  "пионерье".  Раньше  "пионеры"-то
другие  были, они чего-то  в  жизни искали, вносили  какую-то свежую струю в
тусовочное болото. Поэтому быстро переставали быть "пионерами". А эти так на
всю жизнь  и останутся тусовщиками. Как это..? А, вспомнил - asinus  manebis
in saecula saeculorum, - годы учебы на истфаке не  прошли для Джокера даром.
-  Напиться, обкуриться,  попрыгать под "Нирвану",  а  главное  -  выставить
напоказ свою  нестандартность. Ничего в душе,  и отличие  только внешнее  от
гопников, цивилов и прочих. Я как-то пробовал с ними спорить, объяснять, что
есть истина. Говорил:  "Ребята, длинные хайры и  балахон с Куртом Кобейном -
это еще ничего не значит, не это главное. Можно быть бритым налысо, если это
нравится, и  быть хорошим и вполне нестандартным  человеком".  Мы так  ни до
чего  и не доспорили, они были упертые, и я тоже. Я разозлился, ушел, пришел
в парикмахерскую -  а  у  меня тогда хайры были  ниже  плеч - и вернулся  на
тусовку бритый "под ноль".  Они офигели, а  я сказал: "Видите,  дети, и  без
волос можно жить на свете...".
     - Меня недавно одна девочка просто  убила, - вставил Тин. - Говорит: "Я
решила проткнуть  вторую  дырку  в ухе и стать  неформалкой. Только  музыка,
которую  они   слушают,  мне  не  нравится,  поэтому  я  по-прежнему  слушаю
"Иванушек"...
     Они расхохотались. Потом Джокер мрачно добавил:
     -  Вот такие, как она, потом плетут феньки на продажу...  Их даже можно
было бы понять: они как художники, которые продают свои картины. Но фенька -
это не ювелирное изделие,  это - часть души, и вот чего "пионеры"  не  могут
понять.  Конечно,  картина -  это тоже часть души, но  это  совсем  не то...
Продавать феньки  - это  то  же самое,  что писать  по компьютерному шаблону
дружеские письма. Вполне возможно, что они будут одинаково искренними, но...
одинаково. А потом  вообще  пойдет конвейер, и  ни о каких  чувствах уже  не
вспомнится...  Я знаю,  что  надо  спеть по  этому  поводу, - Джокер отобрал
гитару у Тигры, который все время что-то бренчал.


     Коммерчески успешно принародно подыхать,
     О камни разбивать фотогеничное лицо,
     Просить по-человечески, заглядывать в глаза
     Добрым прохожим...
     Украсить интерьеры и повиснуть на стене,
     Нарушить геометрию квадратных потолков,
     В сверкающих обоях вбиться голым кирпичом,
     Тенью бездомной...

     О, продана смерть моя...

     * * * * *

     - Оплотим проезд!  - резкий и не по-утреннему  бодрый  голос кондуктора
заполнял   собой   весь   автобус.   Юлька  попыталась  выдернуть  руку   из
хитросплетения людей, курток  и сумок. Опять  не  получилось. Ну  вот  как в
таких условиях достать и гордо предъявить свой проездной?
     -  Передняя площадка,  кто  еще  не  обилеченные? -  кондуктор  активно
работала,  и  Юлька  в  который  раз  подумала:  "Как  они  могут   в  таких
экстремальных условиях,  когда люди стиснуты  и приплюснуты  друг  к  другу,
прибиты  словно  гвоздями,  наматывать не один десяток  километров и еще  не
забывать собирать деньги? Тут одна мысль: как бы на ногах удержаться, да еще
чтобы эти ноги  были по возможности поближе  к  остальному  телу... ну  вот.
Отдайте  ногу. Ногу  отдайте,  говорю!  А-а-а!  "Помогите,  хулиганы  зрения
лишают!" ...Уф.  Хорошая  остановка - все выходят.  Ну,  почти  все. Отдайте
ногу!.."
     Ногу отдали,  и  руку тоже, и Юлька  наконец добралась  до кармана, где
лежал проездной. Должен был лежать. Должен!!!  Юлька вдруг  с ужасом поняла,
что оставила проездной  дома. Лежит он,  такой  зелененький,  в студенческом
билете  с красивой обложкой, на столе  лежит, рядом с серебряным колечком  и
часами,  которые она  тоже забыла.  Какая  прелесть.  "Евпатий  Коловрат!  -
прошептала  она.  -  А  что же я буду кушать  сегодня, если  придется отдать
полтора рубля?.. Кель кошмар".
     - Оплотим проезд! - рявкнула  кондукторша в самое Юлькино ухо,  и Юлька
бы даже подпрыгнула от неожиданности, если бы было больше свободного места.
     - Девушка, что у вас?.. - кондукторша потянула за рукав симпатичное (по
крайней  мере,  со  спины) существо. Существо  помедлило,  потом повернулось
лицом к кондукторше (и к Юльке) и... Ну, конечно. Это была вовсе не девушка,
а  юноша.  Это было  очевидно. И  длинные волосы,  и серьга в левом  ухе  не
придавали этому замечательному лицу никакой женственности. Юноша с укоризной
посмотрел на  кондукторшу. Он, наверное,  очень удивился, потому что принять
за  девушку  его,  одетого  в  стального  цвета костюм-тройку,  было  весьма
затруднительно.
     - Извините. Что у вас? - не отступала та.
     - У меня - прекрасное настроение, - улыбнулся молодой человек.
     - За проезд рассчитываемся.
     - Не буду.
     - Выходим.
     -  Да у  меня проездной,  -  сжалился  он и показал заветную бумажку  в
раскрытом студенческом билете. Юлька с завистью посмотрела на его проездной,
одновременно пытаясь  выловить  пятьдесят копеек, которые  упорно  не желали
покидать кармашек брюк.
     -  А  у  вас..?  -  кондукторша  посмотрела  на  нее,  не  решаясь  уже
классифицировать  по  половому   признаку.  Может,   это  девочка   в  белых
вельветовых брюках и мужской рубашке, а может, это мальчик такой с прической
каре, где одна сторона длиннее. Симпатичный курносый рыженький  мальчик. Или
все-таки девочка?.. Ну вот, началось...
     - Отрастили волосьев-то, вот и не обижайтесь, что за девок принимают, -
бурчала  бабулька,  сидящая рядом.  - Ишь, и  серег-то в  ушах понавешано, и
платки еще теперь носят парни, и красятся...
     - Это не те парни, - прошептала Юлька, наконец выловив денежку.
     - Точно, - усмехнулся молодой человек.
     - Что у вас за проезд? Оплотим, пожалуйста.
     -  Сударь,   вы  случайно  не  юрист?  -   спросила  Юлька,  протягивая
кондукторше то,  что у нее было за проезд. - Не знаете, нет ли у нас закона,
который  разрешает не платить за проезд  и вообще - не выполнять требование,
если оно высказано неправильно?
     - Чего это неправильно? Ты язык-то придержи! - вспыхнула кондукторша. -
Образованная, что ли?
     - Образованная на филологическом факультете, так что имею право хотя бы
намекнуть, что в русском языке нет слова "оплотим", ну ни в одном глазу!
     - Кайф какой! - шепотом  оценил молодой человек,  внимательно  глядя на
Юльку. - А вы не знаете, лошади зевают?
     -  Не  знаю...  - Юлька даже растерялась. Вот это  спросил!  -  Должны,
наверное.  Кошки  и  собаки зевают, даже  бегемоты  и  крокодилы.  И лошадь,
наверное, тоже. Что она, не человек, что ли?
     Юноша рассмеялся.
     - Сударь, а зачем это вам? - спросила Юлька в тайной надежде, что он не
скажет  сразу:  "Чтобы  с тобой  познакомиться".  Чтобы  лучше  тебя видеть,
Красная Шапочка...
     - Прибило. Знаете же, бывает такое: свалится с неба какой-нибудь вопрос
и прибьет. И вот  ходишь и  мучаешься. А нас вчера вдвоем  прибило  - меня и
Тигру.
     -  Грандиозно.  Только как-то  загадочно: я знаю  имя вашего друга,  но
понятия не имею, как зовут вас...
     -  Тин.  Или Костя,  -  и  он  внимательно  посмотрел на  Юльку.  Юлька
совершенно потерялась в  его серо-голубых глазах, но собрала волю в кулак и,
по возможности не запинаясь, сказала:
     - Юля.
     - Ну  вот,  -  улыбнулся  Тин.  - Теперь  мы можем  нормально общаться.
Помните  фразу  из  "Мастера  и  Маргариты":  "Никогда  не  разговаривайте с
неизвестными"? А  мы  теперь  знакомы  и  можем  разговаривать со  спокойной
совестью. Кстати, у вас есть Совесть?
     - Да, - гордо сказала Юлька. - У меня  есть Совесть, Внутренний Голос и
Интуиция в одном флаконе - это некто Алька, если вы ее знаете.
     - Знаю, года два уже. А еще?..
     - А еще Голос Разума - Вика, моя однокурсница...
     Автобус  сильно   тряхнуло.  Тин   -  движением  человека   с   хорошей
координацией - перехватился крепче за поручень, одновременно придержав Юльку
за  плечо. Юлька, которая в это  время  чуть не упала  на сердитую бабульку,
тоже поудобнее взялась за поручень и поблагодарила Тина.
     - Работа такая, - серьезно ответил он. - Если я правильно услышал, вы -
филолог.
     - Мы? - Юлька решила выяснить этот вопрос.
     - Ты, - улыбнувшись, тут же откликнулся Тин. - Ну так как?
     - Ага. Филолог я, журналист.
     - Здорово. Знаешь Машу Кару?
     - Знаю.
     - Как она живет?
     - Ой...  В общем, она с  трудом выбила себе  академ,  потом  попыталась
начать учиться,  но,  по-моему, ничего хорошего  из этого  не  получилось. И
вообще, я ее последний раз видела под Новый год.
     - Надо же, как все запущенно...
     Юлька  подумала то  же самое. Она слегка  удивилась,  услышав, что этот
вполне  цивильный  - если  не считать серьги  в левом ухе  - молодой человек
интересуется Карой. Нет, Юлька ничего против нее не имела,  просто  очень уж
загадочный  человек  была  Маша  Кара.  Кто  лучше  всех  умел анализировать
стихотворения? А писать портретные зарисовки?  А стихи, в конце концов? Она,
Маша Кара. И  - кто  мог  напиться до  состояния  готовальни или  обкуриться
марихуаны до  говорящих  кактусов?  Тоже  она. Правда, эти  две ее  личности
сочетались  почти в равных  пропорциях,  так  что,  наверное, это не так  уж
плохо. Наверное, в этом есть особый кайф - приходить примерно к третьей паре
мрачной, как сто погостов, и на  вопросы о  самочувствии отвечать: "На букву
"Х", и не думай, что "хорошо". Похмелье дичайшее...". И, в общем, это даже и
создает  тот самый ореол загадочности и романтичности, который...  Ну, люди,
не обязательно же так пихаться!..
     Народ брал  штурмом уже набитую  людьми "гармошку", как  Зимний дворец.
Юлька вернулась к реальности.
     - Так ты все-таки не юрист? - спросила она.
     - Физик я, - значительно ответил Тин.
     - Что мне нравится на физфаке - это декан и дни факультета.
     - Наши Дни Физики  - это наша гордость,  лучшее, что  создано  нами как
факультетом...
     - Это говорил Горький про литературу! - возмутилась Юлька.
     - Да, - сказал Тин.  И опять посмотрел на нее так же внимательно. Юльке
показалось, что  он  имел в  виду что-то  другое, когда сказал "да",  но она
решила не льстить себе. И вообще, им через остановку выходить.
     - Значит, ты физик. А ты знаешь Кельта?
     - Ну еще бы, мы в одной группе. А что?
     - Да так, вспомнилось.
     - Именно "вспомнилось", слово в среднем роде. Мне вспомнилось Кельт...
     Тин и Юлька рассмеялись. "Хорошо смеется.  Классно смеется", - подумала
Юлька и сказала:
     -  Ну,  сам понимаешь,  обозначать Кельта  мужским родом...  ввиду  его
несколько  нестандартной  ориентации... Хотя в  остальном  он  очень славный
мальчик.
     - Всенепременно. Мы с ним вот уже четвертый год замечательно дружим.
     - А мы с ним неделю назад поженились.
     - По приколу? - после недолгой паузы уточнил Тин.
     -  Ну  конечно. Я  стала  его двенадцатой  женой.  Первые  девять  мест
зарезервированы  под мальчиков, десятая  - Алька, а  одиннадцатой я  быть не
захотела.
     - Так ты теперь через него с Рэйном породнилась, - уважительно  заметил
Тин.
     - Серьезно? - обрадовалась Юлька. - А как?
     - А просто.  Алька и  Кара составляют Единое  Целое. А  Кара в глубокой
своей и бесшабашной юности "вышла замуж" за Рэйна. Так что...
     - Сухаревой башни двоюродный подсвечник, - определила Юлька.
     Тин снова рассмеялся.  "Умница, дочка", - похвалила себя Юлька и тут же
спохватилась:
     - Нам выходить.
     - Точно,  -  Тин аккуратно постучал в  плечо  здоровенного "шкафа",  на
котором забавно  смотрелась  шапочка  с  помпончиком.  -  Сударь,  вы сейчас
выходите?
     - Выхожу,  - прогудел "шкаф".  Он  степенно вышел из  автобуса, за  ним
выпрыгнул Тин и еще  успел подать  руку  Юльке. "Зашибись, - подумала она. -
Это вам не пуп царапать грязным пальцем", и посмотрела на часы.
     - Ну, мне направо.
     - А мне налево, - подмигнул Тин. - А сколько у тебя сегодня пар?
     "Неужели  получилось?!"  -  изумилась   Юлька,  но  все  счастье  разом
померкло, когда она вспомнила, что ее сегодня ждет.
     - Костя,  у меня весь день расписан по часам.  Все пары важные, потом я
иду на репетицию дебюта к первокурсникам, потом у меня ребенок...
     - What`s? - Тин непонимающе уставился на нее.
     -  Ну,  я репетитором  работаю, -  объяснила  Юлька. -  По  русскому  и
литературе... Потом репетиция  группы "Кошачий Глаз",  а потом  рок-кафе.  А
потом поздно.
     -  Я, возможно, тоже пойду  в  кафе.  Открытие все-таки. Так что... еще
увидимся.
     - Обязательно. Всенепременно, - Юлька улыбнулась, помахала на  прощанье
рукой и пошла к своему корпусу.
     "Ну и что в  нем такого? -  спросила она  себя. - Симпатичный. Глаза...
Руку подает, понимаешь. Как мало человеку надо для счастья!..".

     * * * * *

     - Юль, не  забудь - сегодня,  в  шесть!  -  и  Алька  умчалась вверх по
лестнице  родного универа, звеня колокольчиками  в косичках. Люди недоуменно
оборачивались  на  странную  звенящую  девушку  в странной  рубашке,  больше
похожей на  одеяние какого-нибудь Робин Гуда. "Сэконд-хэнд - великая вещь! -
подумала  Юлька,  усевшись  на  диван и  доставая "Идиота"  Достоевского.  -
Спасибо, Алька, что предупредила - сейчас  всего четыре часа. Есть почти два
в запасе, чтобы  подумать, что же подарить  тебе на день рождения...". Выбор
подарков  - это  страшная  вещь.  И  Достоевский тут скорее  мешает. Юлька с
наслаждением  запихнула  "Идиота"  обратно   в  рюкзак  и  пошла  гулять  по
магазинам.

     - Совесть у тебя  есть? - укоризненно спросила  Алька, открыв  дверь. -
Тебе сказали - в шесть, а сейчас уже пять минут седьмого! Ты подумала о том,
что через пятьдесят минут  начнет приходить куча народу, а у меня еще ничего
не готово, а ты мне даже не помогла?.. Ну вот как это называется?!
     -  Каюсь,   признаю,   прошу  дать  возможность   загладить,  искупить.
Поздравляю с Днем Варенья, желаю много-много счастья, Пух, - с этими словами
Юлька  вручила  Альке   маленький  керамический  горшочек  и  положила  туда
воздушный шарик. - "Входит и выходит...".
     -  "...Замечательно  выходит"! Дай  я  тебя  поцелую.-  Алька  радостно
чмокнула ее в щеку. -  Пойдем на кухню, будем слушать БГ, резать салаты, а я
буду рассказывать тебе дивные вещи...
     -  ...Точнее,  так, -  с опаской предположила Юлька, входя  на  кухню и
глядя на горы вареной картошки, огурцов, капусты и прочего  добра.  - Я буду
резать салаты, а ты будешь рассказывать "вещи".
     -  Примерно  так, - и  Алька положила на Юлькину ладонь  огромный  нож,
будто посвятила в рыцари. - Капусту резать в  эту миску. Не вздыхай так, моя
прелес-с-сть, - представь, с каким наслаждением ты будешь ее есть!
     "Кого есть - миску?" - подумала Юлька.
     - "Умру ли я?"  - пропела она,  всадив  нож в  красивый белый,  плотный
кочан. - Ну, так какие дивные вещи ты хотела мне поведать?
     Алька включила магнитофон, и он сейчас же сообщил голосом БГ:
     Вчера я пил и был счастливый,
     Сегодня я хожу больной...
     - Слушай, это фишка! Вчера вечером приходит Люська - сестра моя - в мою
комнату  и говорит: "В  коридоре  из розетки бежит вода". Я,  грешным делом,
подумала, что  у нее был бурный вечер,  и предложила пойти отдохнуть. Но она
настаивала, что из розетки бежит вода, и приглашала посмотреть.
     - И как? - заинтересовавшись, спросила Юлька.
     - Феерично!  Когда  я пришла в коридор, вода  бежала уже не  только  из
розетки, но и из выключателя!
     Они расхохотались.
     - Евпатий Коловрат! - воскликнула Юлька. - Я из-за тебя палец порезала.
     - Из-за  меня?! - Алька повернулась к  воображаемым  зрителям.  - Что я
могу сказать по этому поводу? Не размахивай ножом, моя прелес-с-сть!
     - Ладно, что дальше было?
     - Дальше была песня!.. Ну что мы  могли сделать - две  хрупкие девушки,
живущие  одни, без  родителей  и мужчин? Мы  поприкалывались маленько, потом
вода побежала  уже с потолка.  Мы  слегка  задумались  над своей  дальнейшей
судьбой, и  тут  пришел  сосед  и  сказал: "Дайте лопату".  Мы  удивились  и
сказали: "Нет  у нас лопаты. А  тебе  зачем?".  Он объяснил,  что за лопатой
пришли соседи, которые напротив, чтобы  расчистить водосток на крыше. А то у
нас дождик  шел только в  коридоре,  а  у бедных соседей  напротив - во всех
комнатах такой ливень!
     Они снова расхохотались.
     - Потрясающе! - отсмеявшись, сказала Юлька. - Вот это жизнь. Это вам не
пуп царапать грязным пальцем.
     - ...и не печенюшки  на  кладбище собирать. Зато я поняла, почему у нас
уже целую неделю звонок не работает. Там, видимо, давно все промокло...
     Неожиданно забибикал домофон.
     - Наверно, Кара, - Алька соскочила с подоконника и подбежала к двери:
     - Да!..
     Из домофона раздалось бульканье, хриплое карканье и еще какие-то звуки.
Так, по крайней  мере, показалось Юльке. Однако Альке это все  было, видимо,
привычно.
     - Привет, пипл! - закричала  она. - Там все просто: нужно дверь сначала
толкнуть  как следует от себя, а потом тянуть на себя... Ну, как? - спросила
она после недолгого молчания.
     Домофон снова что-то хрипло пробулькал.
     -  А  тогда нажмите кнопочку! - посоветовала Алька. Она  прислушалась к
звукам, доносящимся из домофона, и сообщила Юльке:
     - Кажется, получилось. Это Джокер, Тин и Тигра.
     - Ого, - Юлька обрадованно всадила ложку в миску с салатом.
     - Да, а скоро должны прийти Рэйн с Карой.
     - Рэйн? Здорово!
     - Ну а как же я без мужа-то, - развела руками Алька и бросила  взгляд в
зеркало.
     В зеркале  отразилась невысокая светловолосая  девушка  в длинной серой
юбке и голубой  кофте с широким воротом. На шее у Альки, как  всегда, висело
несколько талисманов: камушки,  руна, бисерные висюльки.  Длинные  и широкие
рукава почти полностью  скрывали Алькины  руки  со множеством фенечек. Алька
поправила  ворот  кофты и встряхнула распущенными  волосами, в которые  были
вплетены  колокольчики. Колокольчики  вновь  мелодично зазвенели, а  зеркало
отразило веселые ярко-синие Алькины глаза.
     - Отвратительно! - сказала Алька своему отражению, показала  ему язык и
пошла открывать дверь.

     - Рэйн, а Рэйн! - сказала Алька. - А спой песню про странника...
     В комнате сидело человек десять, еще человек пять находилось в процессе
брожения по  квартире. Всюду были  развешаны воздушные  шарики; висели листы
ватмана ("Для мыслей",  -  как  говорила Алька). На них уже было  понаписано
много  вещей  типа:  "Даешь громкие  и  хорошие песни!  (Джокер)",  "Я хотел
въехать в город  на белом  коне,  Но хозяйка корчмы улыбнулася мне. Я  хотел
въехать  в  город  с   другой  стороны   -  Но   и   там  улыбалась  хозяйка
корчмы...(Кара)", "Желаю, чтобы эти праздники всегда наступали так же весело
и не на тебя! (Юлька)" и прочее.
     В комнате  по  стеночкам  стояли  бутылки из-под  пива;  на  диване, на
стульях и на полу сидели люди и смотрели на Рэйна.
     Рэйн  сидел  во  главе стола на  спинке кресла  ("Чтобы акустика  лучше
была") и  перебирал струны. Весь он был  какой-то очень  аккуратный: строгий
черный костюм, короткие темные волосы зачесаны назад, глаза четкого зеленого
цвета без  всяких  оттенков, прямой  нос,  твердый  подбородок. Единственное
выбивалось из этого  строгого  порядка вещей  - маленькая серьга с изумрудом
изредка посверкивала в левом ухе.
     - Про странника, говоришь? А я ее помню? - усмехнулся Рэйн.
     - Ну я хотя  бы в  свой день рождения  могу послушать  хорошие песни? -
жалобно сказала Алька.
     - А то все попсу да попсу?.. - мрачно  спросил Джокер, опрокинув в себя
стопку "Ишимского бальзама". Все расхохотались.
     -  Ладно.  Петь начну  - авось вспомню, - пальцы Рэйна выбили  дробь на
корпусе гитары.

     Клинок его был холоден, как лед,
     Глаза смотрели вдаль броском копья.
     Никто не знал, откуда он идет,
     Какой он веры, где его земля.
     В могучих замках рад ему всегда
     И властелин, и нищий у ворот.
     Угрюмый страж ворота отопрет
     И впустит гостя странного сюда.

     Поведает он вести дальних стран,
     Подымет кубок терпкого вина,
     А утром вновь исчезнет, как туман,
     Как яркая, короткая весна.
     Одни его считали гордецом,
     Другие лишь шептались за спиной...
     Он всем ветрам всю жизнь смотрел в лицо,
     И смерть его ходила стороной.

     А в тех краях, где зло прибрало власть,
     Его сапог оставил пыльный след,
     Где кровь его из раны пролилась,
     Отметины остались на земле.
     Его встречали копья и мечи,
     А цель его была так далека...
     Упрямо шел он к ней через века,
     Мерцала жизнь на лезвии свечи...

     - Может ведь, когда захочет! Спасибо, Влад,  - Алька положила голову на
плечо Рэйна.
     - Кто хочет еще пельменей? - спросила Юлька.
     - Я хочу.
     - А я не хочу, но я худой, и мне надо поправляться, - сказал Тигра. - И
вообще, давай я тебе помогу.
     "Правила  для  настоящих  мужчин:  Если  вы хотите очаровать женщину  -
помогите ей унести пустые тарелки, - Юлька внутренне содрогнулась. - Тигра в
своем репертуаре".
     На  кухне курящие сделали  все возможное, чтобы там  можно было  вешать
топор. Демонстративно заткнув нос, Юлька добралась до форточки.
     На  полу   около   холодильника,  обклеенного   стикерами  "Кока-Колы",
совершенно не  замечая  того, что  воздух  можно  не только  увидеть,  но  и
пощупать, сидели Тин и Маша Кара и на два голоса выводили:

     Ой, гуляет в поле диалектика -
     Сколько душ невинных загубила...
     Полюби ж, Марусенька, электрика,
     Пока его током не убило.

     Полюби его, пока здоровая,
     Полюби - в беретике из фетра,
     У него ж отвертка полметровая
     И проводки десять километров...

     Потом пела  одна Маша, а Тин уже  хохотал, стараясь, чтобы  выходило не
слишком громко.
     - Держи, - Юлька вручила Тигре две тарелки с пельменями.
     - А ты?
     - А я остаюсь  жить  здесь. Здесь можно  петь хором. С Рэйном хором  не
попоешь...
     - Эт точно, - Джокер с бутылкой "Бальзама" тоже переселился на кухню. -
Люди, давайте петь "Ой то не вечер". Юль, будешь вторым голосом?
     - Только без гитары.
     - Без базара.

     Ой то не вечер, то не вечер,
     Мне малым-мало спалось,
     Мне малым-мало спалось
     Да во сне привиделось...

     - Юль, ты замечательно поешь, - помолчав, сказал Тин.
     - Это потому, что Джокер вел.  Если  бы  не он,  я бы  слажала как пить
дать.
     - Кстати о "пить". Давайте выпьем за Альку. Если бы не она, когда бы мы
еще вот так собрались...
     -  "Как  здорово, что  все мы здесь  как  свиньи нажрались"?  -  хрипло
сказала Кара.
     -  "Избит гитарой  желтой,  лежит Митяев  синий"?  - добавил  Джокер. -
Абзац. Нет,  главное  сейчас - не это.  Главное -  чтобы вот.  Мы, например,
замечательно поем хором. А хором - это значит... это значит хором!..
     -  "Мое кино - это мое кино..."  - сказали вместе  Тин  и  Юлька, и все
рассмеялись. Было хорошо, слегка шумело в голове, и можно было говорить все,
что хочешь и делать все, что делается...

     Через некоторое  время  Юлька снова  пришла на кухню.  Кара сидела  там
одна, привалившись спиной к  батарее, и  очень  медленно перебирала  струны,
будто медитировала.
     -  Омм...  - тихо сказала  Юлька. Кара  подняла  на нее светлые,  почти
желтые глаза:
     - Хочешь марихуаны?
     - Нет, - твердо сказала Юлька.
     -  Жаль... -  Кара медленно и  осторожно  отложила  гитару. -  Никто не
хочет...
     - А с какой это радости?
     - Я хочу Рэйна.
     - Маша, - укоризненно сказала Юлька. - Все-таки женатый человек...
     - Да. Женатый. На мне.
     - По приколу, - уточнила Юлька. - А по жизни - На Анне Юрьевне.
     - И ты тоже, - бесцветно сказала Кара. -  Все вы... не понимаете. Жизни
этой.
     - Да что  мы понимаем  в колбасных обрезках! Мы  даже  стихов писать не
умеем... - Юлька собралась с духом и попросила:
     - Маш, почитай стихи?
     - Чьи?
     - Да свои.
     -  А... -  Кара  вытащила  из кармана  своей джинсовой  куртки  пачку с
сигаретами  и  выудила  оттуда "косяк".  Посмотрела на  него  тоскливо  -  и
заткнула обратно. Потом глянула на Юльку как-то смущенно.
     -  Че-то как-то  неудобно при  тебе.  - И  тут же глаза  ее снова стали
пустыми:
     - На  самом деле не хочется накуриваться  в одиночестве.  -  Она вынула
простую сигарету и щелкнула зажигалкой.
     - "Я повторяю десять раз, и снова
     Никто не знает, как же мне... противно", - тихонько пропела Юлька.
     - Не пой, красавица, при мне...
     Не то повешусь на ремне, - Кара мрачно затянулась.
     Юлька  грустно  смотрела на нее,  потом встала с пола  и  пошла закрыть
дверь. Вернулась, уселась поудобнее и приготовилась долго ждать.
     А потом раздался тихий, надтреснутый голос:

     - Шептала над городом дудочка.
     На тринадцатом этаже в сером доме
     На окошке сидела дурочка,
     Свесив вниз тощие ноги.

     А внизу шел народ, замученный стирками,
     Ценами, неправдой, дорожным месивом.
     Дула дурочка в трубочку с дырками -
     Получалась неясная песенка.

     А люди внизу махали сумочками,
     Кричали, что упадет. А она не падала.
     Рисовала на стеклах дурочка
     Золотых лошадей и радугу.

     Безобидная, бесполезная...
     Умные люди жалели глупенькую.
     В алюминиевую бездну небесную
     Отпустила она шарик голубенький.

     Трепалась красная в горошек юбочка,
     Шарик летел над свинцовой площадью...
     А дурочка смеялась. Знала только дурочка
     Место, где живут золотые лошади.

     Дверь распахнулась, на пороге появился Джокер.
     - Чего это вы в тишине кромешной сидите?  - поинтересовался он. - Я вот
вам пива принес.
     - Давай пиво и неслышно уходи, - шепотом приказала Юлька.
     - Че это? Почему это? - возмутился Джокер.
     - Тогда сиди тихо.
     - А что?  - прошептал Джокер. - Вы медитируете? - Он сел на пол, сложив
ноги  типа  позы лотоса,  и  положил руки  на  колени,  соединив  большой  и
указательный пальцы.- "Я - самая обаятельная и привлекательная...".
     - Слава!.. - Юлька умоляюще посмотрела на  него. Тот  приложил палец  к
губам  и  кивнул.  Юлька  перевела взгляд на  Машу.  Та, похоже,  ничего  не
отражала.
     - Маш...  -  Юлька  помахала  рукой  у нее  перед  носом. Кара медленно
кивнула  и еще медленнее повернула  к  ним  голову. Ее взгляд  пронзил Юльку
тысячей иголок. В нем не было ничего.

     - Мы летаем с тобою в одних небесах,
     Раздуваем один пожар.
     Расскажи, что ты видишь в зеленых глазах
     Королевы Джа?
     Путешествуя стопом по миру грез,
     Сигарету в зубах зажав,
     Почему никогда мы не видим слез
     Королевы Джа?
     Отражаются звезды во мгле зеркал
     И кружат, и кружат, кружат...
     Я сегодня весь вечер прождал звонка
     Королевы Джа.
     ...Мы отыщем дорогу любой ценой,
     Мы сумеем туда сбежать -
     В царство ночи, где правит тобой и мной
     Королева Джа...

     - Не смотри на меня так. Это  отвратительные стихи, -  Внезапно сказала
Кара  и посмотрела на  Юльку вполне осмысленно. - Давай я тебе лучше Алькины
почитаю.
     Юлька была бы счастлива услышать -  в который раз - и Алькины стихи, но
тут дверь снова распахнулась, и,  окруженная звоном колокольчиков,  гитары и
хоровым пением из комнаты, к ним вошла сама Алька.
     Кара  взглянула  на  нее  -  как  показалось  Юльке, отчаянно  и  почти
умоляюще.
     - Пипл! - Алька сделала широкий жест. - А пойдемте есть арбуз!
     - Арбуз!!! - жадно протянули Юлька и Джокер.
     - И вообще, - продолжила Алька. - Чего это вы отделяетесь? В коллектив,
в коллектив!
     - Сейчас придем.
     - Не "сейчас  придем", а вставайте и  идите.  Это  же амбивалентно! Что
это, в конце концов,  такое: у меня happy birthday, а самые любимые гости не
со мной...
     -  "Не со мно-о-ой...", - Джокер угрожающе пропел  строчку из "ЧайФа" и
потянулся руками к  шее  Альки. Алька взвизгнула и отпрыгнула  в коридор,  а
Джокер  ловко прыгнул за ней.  Они, хохоча и догоняя друг друга, умчались  в
комнату к остальным.
     Юлька  вышла за ними и только  в коридоре  оглянулась. Кара  поправляла
завернувшийся ворот своей  рубашки.  Вдруг что-то  искрой  скользнуло  по ее
одежде вниз и ударилось об пол.
     - Камушек...  - Кара села на пол так обессиленно, словно упала  тоже. -
Куриный бог, счастье приносит. Он уже второй раз упал. Это же плохо.
     Юлька подошла к ней, присела и подняла талисман:
     - Тут просто петелька слабая.
     - Нет. Это очень плохо... У  меня вчера фенька порвалась... Алькина.  Я
даже хотела не идти сюда. И правильно хотела.
     - Почему?
     - Ты разве не видишь?  - Маша как-то затравленно на Юльку посмотрела. -
...Иди есть арбуз, - совершенно другим тоном сказала она.
     Они  сидели  на  полу совсем рядом, и Юлька  пыталась разглядеть  в  ее
глазах, что  же случилось.  Она  поняла только, что Маша  говорит  о чем-то,
происшедшем с  ней  и  могущем  случиться  с Алькой. Или  уже случившемся?..
"Царство ночи, где правит тобой и мной королева Джа...". О чем это было?.. О
чем?!!
     - Тебе нравится Тин? - пристальный взгляд Кары чуть не пригвоздил Юльку
к полу.
     - Тин?.. - она не знала, что ответить.
     - Нравится.  Это хорошо. Ты ему тоже нравишься. Если вы  будете вместе,
это будет очень здорово.
     -  Ну, знаете,  Паганель! -  Юлька слегка  покраснела. - С чего это  мы
вдруг будем вместе?
     - Сделай так, чтобы он больше не чувствовал  боли. Ты сумеешь.  Я знаю.
Пожалуйста, - Маша дотронулась до Юлькиной руки. И тут  в ней  опять  что-то
переключилось:
     - Пойдем есть арбуз.
     - Уау, ско-ко девчонок!.. - это был, разумеется, Тигра. Он уже порядком
набрался, но  держался довольно  прямо, и только по глазам его было заметно,
что  он  близок к  состоянию  готовальни. - Вас все ждут уже...  елы-палы...
много времени.
     -  Идем  уже, -  Юлька  схватила Машу  за руку,  и они, уворачиваясь от
Тигры,  который  желал обнять целый свет, наконец добрались до  комнаты, где
давали арбуз. Рэйн как  раз отрезал большой  кусок и  теперь в растерянности
смотрел  на  вошедших девушек,  не зная,  кому его  вручить.  Маша  и  Юлька
наперегонки  бросились  к нему  ("Эк они на мальчика кинулись!" -  проворчал
Джокер, вспоминая  какие-то аккорды). Рэйн  сделал вид, что ошалел от такого
количества  внимания.  Тигра  решил  помочь  хорошему  человеку и  с  криком
"Вызываю огонь на себя!" поймал Юльку в объятия. Потом посадил рядом с собой
и сказал:"Сиди здесь... незамедлительно". Юлька  тоскливо проводила взглядом
кусок  арбуза -  такой  сахаристый,  красный, вкусный...  -  который  Рэйн с
поклоном преподнес Каре, и с ненавистью  посмотрела  на Тигру. И тут  справа
нарисовался точно такой же кусок, который ей протянул Тин.
     - Шарман, - удивилась Юлька.
     - А я еще и на  машинке могу... - протянул Тин голосом кота Матроскина.
Все расхохотались.
     - Кстати, о птичках, - Джокер наконец вспомнил аккорды. -

     Как-то вечером патриции
     Собрались у капитолия -
     Новостями поделиться и
     Выпить малость алкоголия.
     Не вести ж бесед тверезыми!
     Марк-патриций не мытарился:
     Пил нектар большими дозами
     И ужасно нанектарился...

     Юлька нашла взглядом Кару. Они хорошо сидели - Рэйн в черном,  а  рядом
Алька и Кара  в  сером  и  голубом, -  и вроде бы все трое смеялись; но  как
по-разному! Алька - так же мелодично и беззаботно, как ее колокольчики, Рэйн
- легко и весело, а Кара отчаянно улыбалась...

     * * * * *

     На первом этаже  было шумно и весело. Мимо Тина стремительно пронеслась
Иришка,  помахав ему рукой. Он улыбнулся в ответ, одновременно пожимая  руку
Кельту.
     -  Здравствуй,  Костя,  -  сказал  Кельт.  - Ты  сделал  что-нибудь  по
физпраку?
     - Разумеется. Я вчера видел твою жену.
     - Правда? Ты знаешь мою жену? - удивился Кельт. - И, кстати, которую из
них?
     - Двенадцатую, Юлю.
     - Любимая жена, - сообщил Кельт.
     - Слушай, Кельт, дай мне ее телефон.
     - Зачем? А-а, она тебе понравилась!
     - Ну, не будем о личном, - застеснялся Тин.
     -  Да  ты  не  волнуйся, я  же  не  ревную, - успокоил  его Кельт. - Я,
наоборот,  всячески  поощряю ее знакомства с  мальчиками, если, конечно, эти
мальчики не интересуют меня.
     - Спасибо на добром слове. Ну так как насчет телефона? - продолжал Тин.
     - Секунду,  - Кельт стал рыться в  своей огромной сумке. -  Моя любимая
записная книжка, где она?.. Вот она. 22 - 85 - 06.
     -  Почти  БГ,  -  заметил  Тин,  записывая  номер.  -  Помнишь: "Два  -
двенадцать - восемьдесят пять - ноль шесть...".
     -  Да я как-то не слушаю БГ. Я же личность  сверхнеинтеллектуальная.  Я
вообще больше люблю зарубежную музыку. "Nirvana", например...
     - "Не  лги  мне, девочка,  скажи,  где провела  ты  эту  ночь?!" -  Тин
радостно процитировал Курта Кобейна и положил бумажку с телефонным номером в
нагрудный карман. - Я почти счастлив.
     -  Это  трансцендентно.  А  ты  не  знаешь  какого-нибудь  симпатичного
мальчика? - поинтересовался Кельт.
     - Тигра, - предложил Тин, злорадно улыбаясь.
     - Ой, нет, спасибо!!! - ужаснулся Кельт. - А кого-нибудь, кого я еще не
знаю?
     -  Я мальчиками  не интересуюсь, -  гордо  сказал  Тин.  - Ты идешь  на
философию?
     -  Ну,  знаешь, это весьма амбивалентно. Сначала я зайду в некое  место
общего пользования, а потом, если на меня сверху не упадет огромный железный
лом, то я даже доберусь до третьего этажа.
     - Встретишь Эдичку  - скажи,  что мне  было очень грустно  готовиться к
семинару без моей тетрадки, - сказал Тин и отправился на философию.  Бумажка
в нагрудном кармане согревала душу.

     * * * * *

     На  философии   было  весело:  говорили  про  ежиков.  Ежик  живет  или
существует?  А мертвый  ежик?..  И все  в том же духе.  Тин сидел за  первой
партой и записывал умные вещи:
     Жизнь - это процесс.
     Существование - это состояние.
     Существовать - значит быть в наличии.
     - Как  вы  считаете,  для  того, чтобы существовать, нужно мужество?  -
спросил философ и откинулся на спинку стула, ожидая философского спора.
     Перед  этим выяснили, что  человек,  животные и  растения  - все живут.
Поспорив немного,  определили  такую  вещь:  для  того,  чтобы  жить,  нужно
мужество, а для существования - не нужно.
     Кельт заглянул в тетрадь Тина, почитал  его записи, придвинул тетрадь к
себе и стал что-то писать. Начинались философские споры.
     Кельт: Где у дерева мужество?
     Тин: А ты можешь думать, как дерево?
     Кельт: Я вполне представляю себе мужество ежика, хотя и не ежик.
     Тин:  Представляешь,  но не  можешь думать,  как  он. Ты  мыслишь,  как
человек, и ежик твой человекоцентричен.
     Кельт: Не верю! Дерево НЕ МУЖЕСТВЕННО!
     Тин: Не будем.
     Поразмыслив немного, Кельт продолжил: А человек в коме тоже мужественно
живет?
     Тин: Я думаю, мужество есть там, где человек мыслит. Он же в  коме тоже
думает!
     Кельт: Думает, но не может выразить. Короче, его мысли никому никуда не
утыкаются.
     Тин:   А    зачем?    Разве   мужество   обязательно   нужно    кому-то
демонстрировать?..

     Семинар  незаметно кончился.  Тин спустился на  первый  этаж  и  увидел
Тигру.
     - Привет! - удивился он. - Ты чего тут делаешь?
     - Прошли слухи, - таинственно прошептал Тигра, - что тут появится Рэйн.
Я хочу его развести на пару песен.
     - На пару?! Да ты его не заткнешь! - рассмеялся Тин.
     - Вот и чудненько, - ухмыльнулся Тигра.
     Рэйн действительно пришел, но сказал, что ненадолго, и предложил идти с
ним в главный корпус университета:
     - У меня там еще одна стрелка, а потом я весь ваш.
     - Ур-ра! "Организованной толпой..." - скомандовал Тигра, и они пошли.
     После таинственной "стрелки" Рэйн спустился в подвал, где его уже ждали
Тин и Тигра.
     -  Торжественно  вручаю,  -  Тин протянул Рэйну  гитару и потер  руки в
предвкушении.
     Настроившись, Рэйн почесал в затылке, изображая глубокую  задумчивость,
и сказал:
     - Сейчас впору спросить голосом Джокера: "Че петь?".
     - Давай эту, последнюю... "Нам с тобой", - попросил Тин.
     Рэйн кивнул...

     ... Юлька спустилась на первый этаж и  завернула  было в библиотеку, но
вдруг  услышала  знакомый  голос  и  звон  гитары  из  подвала. Сначала  она
удивилась  и  даже  не  поверила:  люди  давно  уже  не собирались  там  для
распИвания песен.  Последний раз  это  было  где-то в апреле,  когда  Джокер
основательно поругался  со  своей  любимой и пришел в  универ  мрачнее  себя
самого. Правда, распевшись, потом исполнял и вполне веселые песни, но все же
они  иногда  перемежались  "Гражданской  Обороной"  и Янкой...  А  сейчас из
подвала слышался другой голос. Искусство  со страшной силой потянуло Юльку к
себе.
     В подвале действительно был Рэйн, а еще ("Евпатий Коловрат!  - подумала
Юлька) там был  Тин. И Тигра,  который, едва завидев ее, широко и золотозубо
заулыбался и даже встал с единственного стула, чтобы уступить ей место.
     - Привет, пипл! - Юлька помахала всем рукой.
     -  А поцеловать?..  -  обиделся Тигра.  -  Знаешь, есть  такой народный
прибалтийский праздник - "обломайтис"? - намекнула Юлька.
     - Правильно, так его, - улыбнулся Тин.
     -  Ну,  все, - обиженно сказал Рэйн.  - Меня  уже  никто  не слушает, я
обиделся и ушел.
     - Куда? - жалобно сказала Юлька. - Я только что пришла, а ты!..
     - Да тут и  без меня полно народу... -  Рэйн обвел рукой "народ" - Нет,
мне в  самом деле  надо идти. Спасибо, что  послушали. Юль, я  к тебе забегу
как-нибудь на  днях. С работой  вот разберусь  - и... Так что ты от меня так
просто не отделаешься! - Рэйн  обнял  ее, пожал руки Тину и  Тигре, отряхнул
свой ослепительно черный костюм и ушел.
     Юлька посмотрела на Тина и Тигру:
     - Ну что же, значит, петь будете вы!
     - Нет, нет, только не это! Никогда! - закричали они хором.
     - А придется, - и Юлька уселась на стул.
     - Запросто, - Тин сел по-турецки  и взял гитару. -  Чего спеть хорошему
человеку? - спросил он у Тигры.
     - Ну... "Психоделический рай", - вспомнил тот.
     - Можно и так... - Тин приготовился петь.
     - А, нет! - перебил его Тигра. - Лучше эту... про девочку и мальчика.
     - А-а! - Тин рассмеялся. - Хорошо.
     -  Сейчас я  спою самую глупую песню в мире,  - обратился он  к Юльке и
запел:

     Девочка сосет слюнявый пальчик,
     Сопельки из носика бегут.
     К девочке подходит лысый мальчик,
     И они по лужицам бегут.
     Вот это да, вот это да, вот это да,
     Вот это дружба навсегда!
     Девочка споткнулась и упала,
     А мальчик ей руку протянул.
     Девочка "спасибо" не сказала,
     А мальчик в нее камнем запульнул.
     Вот это да, вот это да, вот это да,
     Вот это война навсегда!
     Здравствуйте, друзья, а вот и мы,
     И с нами, как всегда, наша дурацкая песня.
     Че загрустили, люди, вы?
     Вы послушайте лучше песню
     про то, как
     Девочка сосет слюнявый пальчик,
     Сопельки из носика бегут ручьем.
     К девочке подходит лысый мальчик,
     И они по лужицам бегут вдвоем.
     Вот это да, вот это да, вот это да,
     Вот это песня навсегда...

     Юлька так хохотала, что пришла тетенька из библиотеки и стала ругаться:
     - Вы мешаете работать людям! Что за шум! Вы небось еще и курите тут!
     - Мы курим?! - хором удивились ребята. - Мы не курим, вы что!
     - Не курите? - подозрительно спросила тетя.
     - Не курим, - подтвердили они.
     - Ну, смотрите, - пригрозила тетенька и ушла.
     - Полезно иногда не курить, - заметил Тин.
     - А вообще ты куришь? - Спросила Юлька.
     -  Да,  но  я бросаю.  Мне  нужен стимул, чтобы бросить совсем,  - и он
внимательно посмотрел на Юльку. - Может, ты будешь моей совестью?
     - Запросто. ...Только мне надо выдать удостоверение, - придумала она. -
Чтобы это... Узаконить.
     - Это мысль, - Тин вытащил записную книжку и  вырвал из нее листочек. -
Пишу: "Удостоверение. Выдано..." ...как ваше ФИО, сударыня? И дату рождения,
пожалуйста.
     -  Соболевская  Юлия  Михайловна, 25 сентября  79, -  сообщила Юлька  и
подумала: "Хороший способ узнавать, когда у человека день рождения!".
     -  "...Выдано  Соболевской Юлии  Михайловне..." ...я правильно  склоняю
твое имя?
     - Супер. Даже и не подумаешь, что физик.
     -   "...в   том,  что   она  является  Совестью  Васильева  Константина
Арсеньевича..."  ...это  я,  -  пояснил  Тин.  -  "...и  будет  являться  ею
пожизненно..." ...
     - Где являться - в кошмарных снах? - Уточнила Юлька улыбаясь.
     -  В  мечтах, - серьезно сказал Тин. -  О! Так  и запишем:  "Являться в
мечтах, чтобы особенно не угрызала. А если хочет угрызать, пусть найдет себе
Угрызения и  выдаст им соответствующее удостоверение. Дата... Подписи..."  -
Тин расписался и  передал листок Юльке. Она тоже поставила подпись, а  потом
"удостоверение" взял Тигра, написал: "Подпись свидетеля" и поставил крестик:
     - Извините, Тигры грамоте не обучены.
     - Ну вот. Теперь мы повязаны, - Тин, смеясь, потянулся  к Юльке и  едва
ощутимо коснулся губами ее губ. - Это чтобы связь  была  крепче, -  объяснил
он.
     Юлька  улыбнулась.  Пожалуй,  слишком  счастливо  для совести,  которой
выдали удостоверение...
     "Ну чего ты улыбаешься, - думала она.  - Ну, подумаешь,  узаконили. Ну,
допустим, поцеловали. Ну и что?".
     "Ну, понравилась ей песня. Ну,  смотрит на меня и улыбается. Да на того
же Джокера она смотрит так  счастливо, что  я  вообще  отдыхаю!" - размышлял
Тин.
     А Тигра,  глядя на них, удивлялся:  "Вот  люди парятся! Ну поцелуйтесь,
дети мои,  и будьте счастливы!.. Так нет же, мучаются чего-то. О чем тут еще
думать?..".
     Думать и  говорить  можно было  о разном.  Начали  о  музыке,  и  скоро
выяснили, что все  любят группу "Сплин". "Но старую, новый "Сплин" - попса!"
- заявил Тин.  Тигра  и Юлька тут же с ним согласились и выжидающе  на  него
посмотрели.
     - Понял, - усмехнулся Тин. - Программа "Спецзаказ" продолжается...

     Будь моей тенью,
     скрипучей ступенью,
     цветным воскресеньем,
     грибным дождем.

     Будь моим Богом,
     березовым соком,
     электрическим током,
     кривым ружьем.

     Я был свидетель
     тому, что ты ветер,
     ты дуешь в лицо мне,
     а я смеюсь...

     Я не хочу
     расставаться с тобою
     без боя,
     покуда тебе я снюсь.

     БУДЬ МОЕЙ ТЕНЬЮ...

     * * * * *

     Когда Тин ушел в студенческий центр - писать  фонограммы, Юлька, думая,
чем бы такое заняться, зашла в библиотеку.
     В библиотеке  было на удивление  мало знакомых.  Обычно знакомые сидели
большой кучей, составив стулья, а иногда парты, и активно  общались, то есть
мешали учиться  всем остальным.  Если  остались  еще наивные  люди,  которые
приходили в библиотеку учиться...
     Если они  остались, то на  сей раз  им никто не мешал. За самым дальним
столом среднего ряда одиноко сидела Маша Кара и меланхолично листала книжку.
Юлька подошла.
     - Здравствуй!
     -  Здравствуй  и  ты,  коли не  шутишь, - Кара подняла голову  и как-то
оценивающе на Юльку посмотрела.
     - Что читаем?
     Маша показала  обложку  книги: Джордж Оруэлл, "1984". Юлька уважительно
кивнула:
     - Да, это вещь. А чего это тебя в родной универ занесло?
     - Да так...  Соскучилась я. Да вы присаживайтесь, чего вы как неродные,
- Кара поежилась и засунула  руки в  рукава своего джинсового пиджака, как в
муфту:
     -  Че-то стало холодать... - и  вопросительно  посмотрела на Юльку. - У
меня есть пятнадцать рублей.
     Некоторое время Юлька боролась сама с собой, убеждая, что этого  делать
не надо,  что это  совсем не лучшее времяпрепровождение,  хотя, конечно,  не
худшее; тем более если прибавить к Машиным пятнадцати рублям те двадцать, на
которые она, Юлька,  собиралась сегодня купить в сэконд-хэнде юбку; она ведь
подождет,  юбка,  она ведь  никуда не денется, а  Маша Кара  не каждый  день
приглашает в гости... Борьба с самой собой длилась недолго.
     - Если моя память мне ни с кем не изменяет, ты еще не была у меня дома?
- спросила Кара.
     - Не была.
     - Тогда ты увидишь дивные вещи...

     ...  - Слышишь этот  ужасный  рев?  -  улыбнулась Кара, ведя  Юльку  по
темному  коридору  общей  квартиры.   -   Сейчас  ты  увидишь  это   чудо...
Здравствуйте, - последнее было адресовано уже соседке.
     - Здравствуй, Маша. Соскучился твой зверь, орет без передыху.
     - Сейчас исправим, - Маша вытащила ключ. - Внимание!..
     Дверь распахнулась, и Юлька  увидела  на  полу  комнаты  разодранный  в
клочья плакат,  на котором гордо  восседал маленький белый котенок и  хрипло
мяукал.
     - Да ты ж моя радость! Спасибо, Ник, портрет Армена Григоряна на  стене
мне очень нравился. Юль, захлопни дверь.
     Маша уронила с плеча рюкзак (Юлька  даже  немного испугалась за  судьбу
двухлитровой  бутылки  "Очаковского"),  схватила  белый  пушистый  мяукающий
комочек, который вертелся у нее под ногами, и притиснула его к себе:
     -  Свинья  ты  этакая!  Любимая моя  свинья. Его  зовут  Ник,  -  и она
протянула "свинью" по имени Ник Юльке.
     Юлька  осторожно  взяла  это  чудо  в  руки  и  поднесла поближе.  Ник,
вытаращив  голубые глазенки и задрав хвост, робко пискнул. Он почти умещался
на Юлькиной ладошке.
     - У ти лапонька! - умилилась Юлька.
     -  Располагайся, осматривайся, я пойду яичницу жарить, - сказала Кара и
ушла  на кухню.  Юлька  скинула  ботинки,  посадила Ника себе на  плечо (тот
старательно вцепился в несчастную рубашку) и прошла в комнату.
     Комната была примерно наполовину оклеена  веселенькими зелеными обоями.
Там, где обоев не было, радовали глаз вырезанный из газеты портрет Башлачева
и  верхняя часть плаката  с Арменом  Григоряном, до которой Ник,  видимо, не
добрался.
     На стене над кроватью висело  несколько рисунков. На одном из них Юлька
узнала Башлачева. Худое нервное лицо будто вырастало из косых линий дождя...
"Здорово, - подумала Юлька. - Неужели Машка?".
     Скользя  взглядом дальше по рисункам,  она вдруг  увидела Тина. Это был
определенно он, хотя одежда его больше напоминала средневековую и он стоял у
полуразрушенной  стены   какого-то   старинного  замка.  Очень  здорово  Тин
смотрелся в такой обстановке.  Длинные черные волосы, серые - как стальные -
глаза,  и  смотрит  куда-то вдаль, в  ветер...  Все  это слишком  напоминало
какую-то давно забытую сказку про принца.
     И тут Ник с победным мявом обрушился с Юлькиного плеча на ее ботинки.
     - Свинья ты копилка! - сказала Юлька с укором, и взгляд ее переместился
на  шкаф.  И она несколько  секунд смотрела  на него в  состоянии ступора, а
потом  расхохоталась; Ник даже  перепугался.  Просто  очень контрастным  был
переход: на стене - Башлачев, на шкафу - "Иванушки international"...
     - Ты чего? - Кара  вернулась с шипящей сковородкой.  -  А-а...  Великий
любитель попсы Маша Алексеева. Не пугайся. Посмотри внимательнее.
     Юлька  посмотрела  внимательнее и  увидела,  что у одного из "Иванушек"
(явно  стараниями  Джокера)  появились вампирьи  клыки,  Кристина  Орбакайте
окружена  крысами,  а  шикарные  волосы  Димы Маликова  "облиты"  чем-то  из
нарисованной бутылки "Head & Shoulders".
     - Извращенцы.
     - Не извращнешься - не порадуешься... Воткни магнитофон.
     Юлька воткнула вилку в розетку, и зазвучал, разумеется, "Крематорий":

     На моих шузах лежит пыль многих городов,
     Я раньше знал, как пишутся буквы, я верил в силу слов.
     Я писал стихи, но не стал поэтом,
     И слишком часто был слеп...
     Мое грядущее - горстка пепла,
     Мое прошлое - пьяный вертеп...

     Кара тем временем смахнула  все с табуретки, которая изображала стол, и
поставила туда сковородку с яичницей и тарелку с хлебом.
     -   Где   же  вторая  вилка?..  -  задумчиво  сказала  она.  -  А!..  В
холодильнике. А вторая чашка?..
     С чашкой оказалось  сложнее, но скоро и ее обнаружили  среди кучи книг,
одежды и кассет.
     - Ну вот. Кушать подано, извольте  жрать. Ник, это  я не тебе. Убирайся
со стола, тебе говорят! Морда ты противная. Хочешь сардельку?
     Ник был не против и бодро припрыгал к своей чашке,  где, задрав хвост и
радостно урча, вгрызся в кусок сардельки.
     - Правильно, сардельку мы жрем,  а вот суп вчера не пожелали.  Ну ладно
Зато теперь несколько секунд можно жить спокойно. За это стоит выпить.
     Они подняли кружки с пивом, многозначительно посмотрели друг на друга и
погрузились в сладостное ощущение ячменного напитка внутри себя...

     -  ...Была совершенно зачудительная история, -  рассказывала  Юлька.  -
Наша кошка родила  очень славную дочурку, белую и пушистую. Через две недели
это чудо  превратилось в белый и  пушистый шарик, у  которого лапы  по бокам
торчали исключительно для  красоты.  То есть  она не ходила  совершенно. Она
просыпалась, кушала, засыпала снова,  потом просыпалась et setera.  Когда ей
исполнилось  три недели, мама решила, что ей пора ходить. Кошечку вытащили в
комнату,  на  ковер в  буквальном смысле. Она лежала посреди  комнаты, слабо
передвигая передними  лапками.  Задними  она  не шевелила вообще. Тогда мама
сделала  такую  вещь.  Это  была  картинка с выставки:  по  ковру,  медленно
передвигая задние лапы, ползет котенок,  а сзади на четвереньках ползет мама
и передвигает котенку задние лапы!
     Маша, сидевшая на полу, упала на спину и  с полминуты просто стонала от
смеха.  Ник заинтересованно смотрел на такое  дело, а потом решил продолжить
грызню сумки.
     -  У меня  была примерно такая же реакция, - сказала Юлька, когда  Маша
отсмеялась.  - Когда  мама  и кошка сделали полный круг по  ковру, я уже  не
могла смеяться. Я тихо  умирала от смеха. У меня едва  хватило сил попросить
маму прекратить это дело. И потом целую неделю кошечку вытаскивали в комнату
и проделывали с ней эти гимнастические издевательства. Через неделю она  уже
ходила сама, но эта неделя осталась в моей памяти навечно.
     - У тебя дивная мама, - сказала Маша.
     - Да, - задумчиво произнесла Юлька. - За такие вот моменты в жизни я ее
и люблю. Почему ты молчишь, что  у тебя чашка пустая? - она открутила крышку
с бутылки  и налила Маше пива. Ник, отвлекшись от грызни  сумки, завороженно
наблюдал за этим процессом.
     - Что, радость моя? Ты хочешь пива? - спросила его Маша. - Этот кот ест
сырую картошку и пьет чай с сахаром. Может, угостить его пивом?
     - По-моему, он все-таки не хочет.
     - А придется, - Маша осторожно налила пива в  крышку от бутылки и взяла
кота за шкирку. - Aut bibat, aut  abeat,  - она поднесла крышку к носу Ника.
Ник принюхался, потряс головой и внезапным точным  ударом задней лапы  вышиб
крышку  из  Машиных  пальцев. Крышка,  описав  замечательную дугу, упала  на
кровать, пиво по дороге разлилось по ковру.
     - Собака ты сутулая! Пугало аэродромное!
     -  Не  ругайся, Маш.  Ты подумай, какой у тебя замечательный кот. Он не
пьет. Он человек принципиальный.
     - Он не человек. Он даже не кот. Он  свинтус! Но  зато  он умещается на
моей ладошке. Мой любимый размер, как говорится. ...Кстати, о размерах. Тебе
почитать что-нибудь?
     - А куда ты денешься, - усмехнулась Юлька почти небрежно, но в душе она
прыгала от радости. Это же можно заказывать все, что хочешь!..
     -  Я  недавно где-то читала твое  стихотворение,  там  что-то  такое...
"Человек уходил навек"...
     - А-а, да. Есть такая буква в этом слове.
     Маша посмотрела куда-то поверх Юлькиной головы.

     Не смежить мне усталых век.
     Не забыть никогда, никак -
     Человек уходил навек,
     Человек уходил во мрак.

     И ложился под ноги снег,
     И деревья сплетались в сеть.
     Человек уходил навек,
     Человек уходил совсем.

     Этот день я запомню так,
     Словно памяти больше нет.
     Человек уходил во мрак,
     Погасив за собою свет.

     Через тысячи долгих зим
     Я поверю в твою вину -
     Как посмел ты уйти один
     И оставить меня - одну?!

     - Здорово,  - прошептала Юлька.  Она смахнула с ресниц слезы и внезапно
поняла, куда Маша так  сосредоточенно смотрит. За спиной Юльки висел портрет
Тина.
     - Это о нем?
     - Это  для него , -  Маша помолчала.  - Ты,  может,  слышала: был такой
человечек, ее звали Клетка.
     - Что-то слышала.
     - Она порезала себе вены. А он ее любил.

     ...Он пришел во двор старенькой пятиэтажки, где жила - для кого-то Лена
Ремизова, для  кого-то Клетка, - где  стояли  угрюмой,  настороженной толпой
родственники  и  друзья и  все  ждали,  когда  вынесут гроб.  Люди  негромко
переговаривались, кто-то плакал, какой-то  дедушка скрипучим голосом говорил
о том, что Леночка попала в плохую компанию и они довели ее до самоубийства,
-  говорил, совершенно  не  замечая  того, что  "плохая компания"  в  полном
составе  присутствует  тут же. Кто-то из ребят собирался  затеять  склоку  и
"объяснить" дедушке, что он неправ, кто-то кого-то успокаивал... Тин стоял в
общей  толпе и  молчал.  Он словно  отгородился  от  всех  окружающих  своим
молчанием и глухой стеной отчаяния, и Каре было очень страшно. Она боялась -
каждую секунду, - что Тин сейчас не выдержит и закричит.
     Но  он молчал. Молчал,  когда  дядя Клетки, суровый  бородатый мужчина,
глядя  на Леночку,  судорожно сглотнул и рука его  дрожала, когда  он гладил
племянницу по  щеке. Молчал, когда Джокер, который мрачно  крутил серебряную
печатку  на  пальце,  вдруг развернулся и  быстро пошел  прочь,  расталкивая
людей.
     А когда  уже собрались ехать на кладбище и  те, кто не  ехал, подходили
ближе к гробу  - прощаться, - Тин все так же  молчал и  смотрел на Клетку; и
тогда Кара не выдержала.
     - Тин... - она подошла к нему и тронула за рукав. - Костя...
     Он словно очнулся, внимательно посмотрел на нее и спросил:
     - Что?
     И  вот  тогда  Маше  стало  действительно  страшно.  Во-первых, от  его
взгляда, слишком внимательного для  такой мелочи, как ее слова. А во-вторых,
от его  голоса. Он  спросил, как  бы удивляясь, что можно вообще  говорить о
чем-то. Что-то осталось в этом мире? Что-то, стоящее внимания?
     И Маша  поняла,  что  если  он будет  смотреть вот  так, то она  просто
разревется и убежит. И она выдавила из себя фразу:
     - Ты не едешь на кладбище?
     Тин мотнул головой, взял  Кару за руку,  и они  пошли к  реке.  Там они
долго сидели  на  поваленном  дереве и смотрели  на тот берег, и  Тин  опять
молчал. Он часто отворачивался от Маши и, разглядывая  индустриальный пейзаж
вокруг, делал  вид,  что он совсем  даже и не  плачет... А  Кара чувствовала
огромное облегчение от того, что теперь он не просто молчал.

     ... - Это было  ровно  год  и три месяца  назад,  девятого июня. Неделю
назад он  спросил меня,  не  знаю ли  я такую девочку Юлю с филфака. Я очень
долго вспоминала весь филфак,  а про  свою бывшую  группу как-то  забыла. Но
когда я поняла, что это ты, я даже обрадовалась. Ты замечательный человечек,
Юлька,  и  в  тебе  есть  силы.  Ты  сможешь сделать его  счастливым, как ни
банально это звучит.
     Кара  замолчала.  Юлька  сидела,  придавленная   свалившейся   на   нее
информацией, уставившись на Ника, который тоже замер и уставился на нее.
     - Не  грузись, - Маша легонько щелкнула Юльку  по носу.  - Давай  лучше
песни петь.
     Она  выключила магнитофон, взяла гитару и села по-турецки  на  кровати.
Минуты две настраивала гитару, потом задумалась, прикусив нижнюю губу. Потом
улыбнулась и подмигнула Юльке:
     - Мы будем петь веселые песни!

     В замок к благородному рыцарю без имени
     Приехал один человек.
     Он оставил слуге ключи от "шевроле",
     А сам протопал наверх.
     Они с рыцарем выпили нектара,
     Что вчера приносил Гермес,
     И человек сказал: "Для тебя есть работа -
     Надо ехать в Сиреневый лес.

     Там стоит замок, на вид как твой,
     Но раза только в два грозней.
     В замке живет, как это ни банально,
     Великан, людоед и злодей.
     Он держит в плену прекрасную принцессу,
     Издеваясь жестоко притом:
     Он запрещает ей звонить по межгороду,
     Не дает вышивать крестом"...

     Неожиданно в дверь постучали.
     - Ого, - Маша отложила гитару. - Извини.
     Она открыла дверь. Юлька из-за шкафа не видела, кто пришел, но, судя по
содержанию разговора, это были соседи:
     - Маша, только эти книги нужно в понедельник вернуть.
     - Хорошо, нет проблем.
     - А ко мне друг пришел в гости, можно, я его с вами познакомлю?
     - Спасибо, не надо. Я обязательно верну в понедельник книги.
     Маша закрыла дверь, положила книги на стол и снова уселась на кровать.
     - Это соседи. Они временами приходят дружить.
     - Ну и как?
     - Плохо получается,  - Маша взяла гитару. - Мы не закончили. Продолжаем
или снова?
     - Снова, - попросила Юлька.  Она слышала эту песню второй раз в жизни и
очень хотела запомнить.
     Маша провела пальцем по струнам, и тут в дверь снова постучали.
     - Так.  А это что? -  удивилась Маша.  -  Наплыв посетителей  какой-то.
Загадочно.
     Это был все  тот  же сосед. Он  решил познакомить-таки своего  друга  с
Машей.
     - Это Володя. А это Машенька.
     - Царь, очень  приятно, -  без энтузиазма произнесла Маша.  -  Извините
ради бога, у меня гости, - и она захлопнула дверь.
     - Дивные вещи! У этого соседа, между прочим, жена есть. А он хочет  все
сразу  и на  дому.  Сейчас он узнает  про  народный  прибалтийский  праздник
"обломайтис"... Вот уже  сейчас  он  о нем узнает, -  прошипела  Кара сквозь
зубы: раздался очередной стук.
     - И часто тебя знакомят с такими Володями?
     - Ты знаешь, сегодня день какой-то особенно... бурный. Я все-таки допою
эту песню.
     Маша решительно  взяла гитару. Стук  временно  прекратился,  и она  без
помех спела песенку про рыцаря. После этого  стали петь "Крематорий",  потом
"Чижа". Потом  Кару,  что  называется, "прибило",  и  она спела "Ой,  цветет
калина...".  А  Юлька  предложила  еще  "Ой,   мороз,  мороз...".  Потом  их
окончательно  переклинило на "русское-народное", и соседи смогли насладиться
разложенной на два голоса "Огней так много золотых...".
     Допев, Кара посмотрела на свою пустую кружку и сказала:
     -  Мы  будем оправдывать  изречение "Сколько  пива  ни  бери, все равно
бежать за второй"?
     - Я думаю,  на полтора  литра наскребем, - "обреченно" кивнула Юлька, и
они стали надевать ботинки. Сосед и Володя оживились.
     - Я вас слушаю внимательно, - Кара снова открыла дверь. - Что вы имеете
сообщить на этот раз?
     -  А   давайте  посидим  теплой  дружеской  компанией!..  Какой  у  вас
замечательный  котик,  - Володя, стоя в дверях,  наклонился, чтобы погладить
замечательного котика.  Котик решил воспользоваться  моментом и  выскочить в
коридор.   Маша,   собираясь  предотвратить  выскакивание   кота,   сказала:
"Извините, у меня кот убегает" и резко захлопнула дверь. Точнее,  попыталась
это  сделать, потому что  между дверью и косяком была голова Володи, которую
Маша  не  заметила. Володя  и  Маша  сказали:  "Ой!", потом  Маша  добавила:
"Простите" и все-таки захлопнула дверь. И тут они с Юлькой расхохотались.
     - А не слабо ему прилетело-то! - сквозь  взрывы хохота выговорила Кара.
-  Я  же  довольно  сильно хлопнула...  Ну,  идем,  что ли.  Может, они  уже
отстанут?.. - со слабой надеждой произнесла она.
     "Они" не  отстали. Сначала проявляли  горячее  желание проводить, потом
пообещали ждать, а когда Маша и Юлька вернулись, у крыльца  их действительно
ждали Володя и сосед, с бутылкой шампанского.
     - Девчонки, может, все-таки пустите в гости? - не унимался сосед.
     - Да нет, знаете, у нас чисто женская компания, нам и так хорошо.
     Юлька и Маша очень быстро поднялись  по лестнице, одновременно  отшивая
непрошеных  гостей.  Наконец  захлопнув  дверь  перед  самым носом  жаждущих
общения мужчин, Кара простонала:
     - Это же надо же!
     - Бедная, как ты тут живешь?! - ужаснулась Юлька.
     - Да я говорю, это первый раз такое. Дивно, аж жуть... Нету никого, все
ушли на фронт, - сказала она двери, в  которую опять  стучали.  -  Сейчас мы
будем петь что-нибудь... жизнеутверждающее.
     - "Гражданскую Оборону", - подсказала Юлька.
     - Можно и так.

     ... - А как  насчет спать? - поинтересовалась  Юлька,  когда  было  уже
около двух ночи.
     - Насчет спать все  просто.  Эта кровать раскладывается на два матраса.
Ты будешь спать, как  белый  человек -  на простыне.  Я  ее  даже  постирала
недавно. Помоги, пожалуйста.
     Они с комфортом расположились  на двух  матрасах. Потом  долго не могли
поделить Ника. Потом рассказывали анекдоты и снова делили Ника.
     Уже почти засыпая, Юлька услышала:
     - Вон тому человечку на стене, который рядом  с замком,  - ему очень не
хватает в жизни солнца. Он живет в  себе. У меня не получилось  вытащить его
оттуда. А у тебя получится.

     Ранним  утром они разом проснулись от  звонка будильника. Маша пошарила
рукой там, где он предположительно находился. Будильника там не было. Но  он
трезвонил вовсю.
     Будильник нашла Юлька.  Он стоял  почему-то рядом  с ней.  После долгих
сонных размышлений они с Машей пришли к выводу, что это работа Ника.
     - Мы идем на первую пару? - тоскливо спросила Кара.
     - Надо. Надо, Федя, надо, - пробормотала полусонная  Юлька. Она стащила
со стула свой джинсовый сарафан  и потрясла  головой, прогоняя остатки  сна.
Сон почти ушел, зато пришло нечто другое.
     - Ой, мама, мама,  больно мне! - простонала Юлька строчку из БГ. - Чего
ж так голова-то болит?..
     - Объяснить? - проворчала Кара, прыгая на одной ноге и влезая в джинсы.
- С кем поведешься - с тем и наберешься...
     Юлька,  периодически  наступая на  Ника, который  вертелся под  ногами,
добралась до зеркала.
     - Как зовут  тебя, лошадь  безобразная?.. - она  схватилась за голову и
поморщилась.
     Кара рассмеялась:
     - Зачудительная  фраза.  Дивная, я  бы  сказала. Можешь взять со  стола
маркер и написать эту фразу на зеркале. Мне веселее будет вставать по утрам.
     - Оптимистичнее, я бы сказала, - улыбнулась Юлька.
     Она пошла за маркером и, возвращаясь, задержалась у портрета Тина.
     - Ты  еще помнишь,  что я говорила  тебе  вчера?  - спросила Кара, тоже
подходя к портрету.
     Юлька сосредоточенно кивнула.
     - Он немного замкнутый. По нему  не сразу видно,  что он чувствует. Так
что ты не отчаивайся, если на лице его не будет написано бесконечное счастье
при виде тебя. Это совсем не значит, что он не  рад тебя видеть. Скорее, это
значит, что он немного боится безответности...
     - А что мы все обо мне да обо мне? Ты почему-то ничего не рассказала...
про Рэйна, - рискнула спросить Юлька.
     - Не надо про  Рэйна. Это все  мрачно и неэротично...  Мне только очень
жаль  Альку. Я пыталась ей объяснить,  но она почему-то решила, что я учу ее
жить, и мы почти поссорились... А еще мне очень жаль его жену. Анюта - такая
милая  девочка.  Мне  хочется верить, что она  на  самом  деле ни  о чем  не
догадывается. Может, он еще одумается  и поймет, что за чудо досталось ему в
жены...  -  Кара  вытащила из шкафа  полотенце.  -  Вообще-то  меня не  надо
слушать. Рэйн - очень хороший человек. Только он сам не знает, чего хочет, -
и Кара пошла умываться.
     Юлька немного постояла, собирая в кучу обрывки мыслей. Потом посмотрела
на Ника, который терся о ее ногу и громко требовал еды.
     -  Вот  кто  точно   знает,  чего  хочет,  -  поняла  Юлька  и  открыла
холодильник.

     * * * * *

     Когда Тину в третий раз вежливо сообщили, что Юли  нет дома, он повесил
трубку и пожаловался Кельту:
     - Опять не судьба. А счастье было так возможно...
     - ...И так возможно, и вот так... - добавил Кельт. - Ну что  же, Костя,
ты не отчаивайся, все еще впереди!
     - Всенепременно. Ну ладно.  Спасибо тебе за  гостеприимство, я  бы даже
сказал - за костеприимство, спасибо за  кофе со  сливками, но я  пошел. Если
сейчас уже  девять часов, это значит, что меня уже  часа два ждет под окнами
моей  квартиры  Тигра. Он,  наверное, уже вспомнил весь свой запас  матерных
выражений и придумал новые.
     - Ой, прости, пожалуйста, что я тебя так задержал,  - озаботился Кельт.
- Он тебя, надеюсь, не убьет и не изуродует?
     -  Какая  тебе  разница, я же тебе все равно не нравлюсь...  - обиженно
протянул Тин. -  А  вообще, наверное,  не  убьет. Я  ему скажу, что я звонил
девушке - это для него весомый аргумент.
     Кельт проводил его до прихожей и сказал:
     - Ну, будете у нас на Колыме...
     - Нет, уж лучше вы к нам! - откликнулся Тин, пожал ему на прощанье руку
и вышел.
     Кельт жил на первом этаже  огромного дома в восемнадцать подъездов. Дом
хитро изгибался, так что образовывался симпатичный замкнутый дворик.
     Осень была теплая, зеленая  с золотыми проблесками. В свете догорающего
заката все было видно словно сквозь красное стеклышко. Тин спустился во двор
и, побродив немного  меж  тополей,  увидел детские качели. Он сел  на них  и
слегка  раскачал.  Качели  были  на  удивление   нескрипучие,  а  в   душный
сегодняшний  вечер движение воздуха  вокруг  Тина создавало иллюзию ветерка.
Тин  вспомнил про Тигру,  но...  пятнадцатью  минутами  больше,  пятнадцатью
меньше  - в контексте двух  часов ожидания это не  играло большой  роли. Тем
более что-то такое  придумывалось... Тин  вытащил записную  книжку и щелкнул
авторучкой.   "Анастасия...".  Почему   Анастасия?  Не  все  ли  равно.  Как
придумалось...

     Анастасия - яркий свет ненастных дней..
     Анастасия - утри рукой слезы дождей...
     Анастасия - высокое солнце седых облаков...
     Ты - королева снов...

     ...- В сущности,  ты -  мерзкое  и  отвратительное  существо, -  мрачно
сказал Тигра. Он сидел на скамеечке возле подъезда Тина и смотрел в сторону.
     -  Простите,  извините,  каюсь,  грешен.  Виноват, но я не  виноват,  -
протараторил Тин. - Я звонил девушке.
     Лицо Тигры немедленно подобрело.
     -  Ладно, прощаю. Я  же  сказал  в  принципе.  Я сам  пришел семь минут
назад...  Да елы-палы, ну нельзя же  за  это убивать  сразу! - прокричал он,
защищая руками голову от  Тина, который  с  разъяренным  видом стучал по ней
кулаками.
     -  Кого ты соблазнял на этот  раз? - поинтересовался Тин, беря Тигру за
шиворот и ведя его за собой по лестнице.
     - Я соблазнил? Я соблазнил?!. А, ну да, я соблазнил.
     - Женское счастье - был бы Тигра рядом... - пропел Тин, открывая дверь.
- Ужин будешь готовить ты!
     - Ужин? Зачем ужин? - попытался увильнуть Тигра.
     - За дверью кухни! - объяснил Тин. - Вперед и с песней.
     - Кстати, о песнях, - встрепенулся Тигра. - Я  тебе еще не пел "Девочку
из морга"? Совершенно офигительная песня, обхохочешься...
     - Евгений Викторович! - угрожающе сказал Тин.
     - Что, Константин Арсеньевич? - Тигра лучезарно улыбнулся.
     - Если  в  ближайшие две минуты вы не начнете приготовление еды, я буду
зверствовать! - Тин взял Тигру за плечи и развернул в сторону кухни.

     ...-  Слушай, Тигра,  может,  сделать  тебя  шеф-поваром?  -  задумчиво
спросил Тин. -  У  тебя здорово выходит. Ты берешь  все подряд, сваливаешь в
кучу, а получается очень вкусно.
     - Это  я вспомнил Джерома Джерома  и  ирландское  рагу...  Да!  Чуть не
забыл!  - закричал  вдруг Тигра. Тин  едва не подавился. -  Я видел  Кая, он
сказал, чтобы ты приходил завтра  к  нему на день рождения.  Он  тебя  искал
сегодня весь день  и раз пять  заходил в ваш корпус, как раз после того, как
мы разошлись. Где ты был?
     - Ты его слушай больше, "раз  пять", как же! Хорошо, если он вообще там
был. А я где был?... А, я писал "фанеры" для Дебюта первокурсников. Это было
кино  и немцы. Прихожу в студцентр, там ко мне подходит девушка. Я вижу, что
я  ее знаю, но вот откуда?.. А она  берет меня за жабры и говорит:  "Вы  тот
самый Константин Васильев,  который пишет фонограммы?!. Я  говорю, что да, я
тот  самый...  и так  далее. Она  просит: "Сделайте  нам  фонограмму  Натали
"Звезда по имени Солнце"...
     Тигра поперхнулся и закашлялся. Тин заботливо  похлопал его  по спине и
продолжил:
     -  Я  тоже сначала  не  очень хорошо  подумал  про  это создание.  Она,
наверное, это увидела и сразу давай объяснять: "Понимаете, у нас по сценарию
выходит на сцену девочка и начинает петь эту песню типа как Натали. Ее грубо
так  прерывают  и  говорят:  "А  ну,  казнить  ее,  чтоб  песню  хорошую  не
поганила!"...
     Тигра хохотнул:
     -  Вот   это   номер!   Елы-палы,   хорошие  у   вас   первокурсники...
первокурсницы... Это какой факультет?
     - Тигра!..
     - Да я что, я ничего...
     -  Ну вот,  а  потом  она  говорит: "Вам привет  от Альки", и тут я  ее
вспомнил. Это  же  была  Люська,  Алькина  сестра.  Ангидрид  твою  перекись
марганца, подумал я. Вот память стала!
     - Да,  знаете  ли, бароны  стареют,  бароны лысеют... Че-то  у вас  дни
рождения зачастили!
     - Да, у нас же много "сентябрят": Алька, Кай, Кельт, потом еще я...
     - Спасибо, что напомнил.
     - Надо что-то дарить Каю.
     - Бутылку текилы, - предложил Тигра.
     - Да ну тебя, алкоголик.
     - Спасибо, черт возьми.
     - Всегда пожалуйста. А я еще и  на  машинке могу... -  Тин увернулся от
летящей в его сторону ложки. - Не ругайся, Женечка, спой лучше песенку.
     -  Не буду,  - манерно протянул Тигра.  -  Вы меня  жестоко  оскорбили,
сударь. Я вызываю вас на дуэль! Выбор оружия предоставляю вам.
     - Мясорубка, - предложил Тин.
     - Старо!
     - Компакт-диски?
     - Пижонство!
     - Ну спой, светик, не стыдись!
     -  Я не  Светик, я  Женечка.  ...Эх, елы-палы, отходчивый  я человек, -
вздохнул Тигра.
     Они перебрались из кухни в комнату Тина. Конечно, обе комнаты были его,
но это так называлось: "его комната" и "комната для всех".
     Тигра взял гитару и, усаживаясь на полу, объявил:
     - "Студенческая голодная".

     Под небом голубым стоит огромный дом.
     Туда идут ученые - ученых кормят в нем.
     Здесь зеркала кругом, хрусталь здесь, как слеза.
     В зобу дыханье сперла слюнная железа.
     Тебя там встретит франт-официант,
     Подаст бокал французского вина,
     Печеных куропаток на подносе,
     Чей так светел взор незабываемый...

     Под небом голубым еще один есть дом,
     Но знай, что академика ты не увидишь в нем.
     Ужасен дом на вид, ему уж много лет, -
     Туда идет обедать измученный студент.
     Его там встретит сломанный поднос,
     Зеленый хлеб, исполненный очей,
     Невинная яичница с глазами,
     Чей так светел взор незабываемый...

     - Зашибись! - сказал Тин смеясь. - Это надо же так гнать!
     - Давай теперь ты будешь петь? - предложил Тигра.
     - Ну давай... - Тин  взял у него гитару. - Чего бы тебе такого спеть?..
А,  знаю, я  спою серьезное. В  общем... Друг у  меня ушел служить, и там...
чего-то он стрелял.

     С неба падали желтые листья,
     Я услышал плачущий выстрел,
     Собирая в одно свои мысли,
     Наш боец самостоятельно мыслил.
     Потерялись годы и дети,
     Поезда уносились куда-то.
     Наблюдая события эти,
     Превращался ребенок в солдата.
     Бесконечная война...

     Мать готовила свежего хлеба -
     Скоро дети из боя вернутся.
     Она ждет их каждое лето,
     Солнце силится ей улыбнуться...
     Ну а там, где мелькают рясы,
     Генералы идейных красок,
     Запивая политику квасом,
     Превращают солдатов в мясо...
     Бесконечная война...

     Ну а вы, по ту сторону поля,
     Ковыряете танками землю,
     Автоматом, штыком и невольно
     Рвете в клочья мертвые вены.
     После этого прыгают с крыши,
     Убивают невинных мальчишек,
     Тех, кто ростом да силой не вышел,
     Тех, кто спрятался тише мыши.
     Бесконечная война...

     Мать готовила свежего хлеба.
     Солнце силится ей улыбнуться.
     Где же ты - патриот мой с победой?
     Сколько их, которые уже не вернутся...
     Бесконечная война...

     Губы Тигры искривились в жесткую усмешку. Потом вдруг глаза его яростно
блеснули:
     -  Сукины  дети!!!  У меня одноклассника  забрали в  Чечню...  вернулся
оцинкованный.  А  они...  как  будто  так и  надо!  Гады все  эти  политики!
Сволочи!!! - Тигра вдруг словно очнулся, посмотрел на Тина:
     -  Коська, прости... Елы-палы,  да классная  песня  просто, вот  я и...
Извини.
     - Да нет, это ты меня извини. Меня по ночам тянет на оптимистическое.
     - Все ништяк. Спой еще.
     - Как ты относишься к Моррисону?
     - Люблю.
     - Ну, тогда...

     People are strange
     When you are stranger.
     Faces look ugly
     When you`re alone...

     Когда уже  собрались спать,  а  в окно  робко пробирался рассвет, Тигра
вспомнил:
     - А что за девушка, которой ты звонил?
     - Да помнишь - Юля, моя Совесть.
     - А, ну  как же,  конечно помню! - с энтузиазмом  воскликнул Тигра, но,
встретив взгляд Тина, осекся:
     - Да  ладно, у меня же к ней чисто  патологич...  э-э-э - платоническое
чувство.
     - Ты смотри у  меня, - Тин погрозил ему пальцем. - А то, понимаете, я в
кои-то  веки...  мне  в кои-то веки понравилась девушка, а  тут  некстати  -
Тигра...
     - Значит, понравилась? - уточнил Тигра
     - Пока да. Пока только понравилась... И вообще: пора спать.
     - Так еще же время детское!
     - Помнишь правила  поведения на вписке?  "Ночь  наступает тогда,  когда
хозяин захотел спать!".
     - "...А мастера по постели зовут Прокруст".
     - Молодец, пять. Так и быть, я сам вымою посуду.

     * * * * *

     Далеко не каждый человек
     имеет правильное понимание
     хорошей музыки.
     Toshka.

     Была суббота, и от осознания того, что завтра не надо рано  вставать  и
ехать  учиться, душа  Юльки ликовала. Тем более Юлька шла на  день  рождения
Кая, так что  жизнь была вообще прекрасна.  А если  учесть,  что  там вполне
может оказаться Тин...
     Юлька шла по  вечерней улице  и  читала стихи.  Вслух. Прохожим и себе,
людям и птицам, и вообще этому миру, в котором все так замечательно:
     Это был неясный вечер; клочья снов соткали воздух,
     В дыры черных подворотен уползали страхи дня.
     И бродячие собаки с шерсти стряхивали звезды,
     Чтобы было все прекрасно у тебя и у меня...

     - Эй,  девочка, где тут дом номер  118?  -  спросили за  спиной.  Юлька
обернулась.  Трое  "пацанов"  в  спортивных  костюмах  и кепках с  интересом
разглядывали ее.
     -  А почему ты оборачиваешься? Ты  что, и правда все еще девочка? - они
заржали.
     - Вам  в другую  сторону, - сухо сказала Юлька. "Пацаны" уже начали  ей
надоедать.  Она  развернулась,  чтобы идти  дальше, и почувствовала  сильные
цепкие пальцы на своем плече.
     - Подожди-ка, девочка, это же невежливо. Что значит "в другую сторону"?
Ты что, не хочешь составить нам компанию?
     - Сударь, я спешу. Извольте отпустить мою руку.
     - Надо же, как  мы изысканно выражаемся! Какие мы воспитанные! - парень
издевательски  ухмыльнулся,  совсем   не  собираясь   отпускать  Юльку.  Она
дернулась, но он лишь крепче сжал ее руку.
     - Девочка, почему у тебя три сережки в ухе? - спросил второй.
     - И что это у тебя на руках? - заинтересовался  третий, зацепил пальцем
одну из фенечек и внезапно дернул. Фенька порвалась, а Юлька свободной рукой
дала ему пощечину. Он развернулся и наотмашь ударил ее по лицу.
     - Спокойно, Вадик, - первый удержал его руку, замахнувшуюся для второго
удара. - Ты сам был виноват, вот и получил. А девочка еще не ответила нам на
вопросы, и он снова повернулся к Юльке. - Так почему у тебя три  сережки? Ты
что, неформалка?
     Юлька уже  поняла, что ее просто так  не отпустят, и решила  сказать им
все, что она о них думает:
     -  Слушайте, вы,  братья наши меньшие по  разуму! У вас свои понятия, у
нас свои...
     - Вот за понятия... - спокойно сказал первый и ударил Юльку в солнечное
сплетение...

     ...Юлька сидела, привалившись  спиной к дереву, и пыталась понять:  уже
поздний вечер или у  нее в глазах темно?  Голова  кружилась,  страшно  болел
правый висок и... наверное,  это называется "почки". Юлька уже несколько раз
пыталась встать, цепляясь за дерево левой рукой, которая не была сломана, но
на нее тут же наваливалось такое головокружение, что она почти падала.
     При  очередной  неудачной  попытке встать она  нечаянно  задела  тополь
сломанной рукой,  и  ее пронзила  такая боль, что  она тут же  провалилась в
черную бездну, потеряв сознание...

     - Юля!..

     Детвора смеется - в детских лицах ужас -
     До смерти смеется, но не умирает...
     Это чтобы связь была крепче... чтобы узаконить...
     Чтобы было все прекрасно у тебя и у меня...

     - Юля, очнись, пожалуйста!..

     А за дверями роют ямы для деревьев,
     Стреляют детки из рогатки по кошкам,
     А кошки плачут и кричат во все горло...

     - Юля!!!

     Юлька очнулась.
     Она увидела над собой знакомое лицо и прошептала:
     - Тин..?
     - Господи, я уже думал, ты никогда  ничего не скажешь, - Тин облегченно
вздохнул. - Как ты? Сейчас приедет "скорая".
     - А почему... - Юлька  обвела взглядом то, что находилось вокруг. - Где
мы?
     -  У  поста ГАИ. Я не хотел оставлять  тебя одну, а надо было звонить в
"скорую",  вот я и  решил отнести тебя  сюда.  Тут полквартала всего. Ну, ты
как?
     - Насколько я  понимаю, сломана рука... левая...  нет,  это  называется
"правая"... ужасно болят почки, и еще голова...
     - У тебя рассечен висок.
     - Это они меня, кажется,  об дерево... Но я тоже собой горжусь. Один из
них, по-моему, еще долгое время не захочет общаться с женщинами.
     Тин успокоенно улыбнулся и коснулся ладонью Юлькиной щеки.
     -   Юля...  Это   так  здорово,  что  я  успел   тебя  найти...  Ты  не
представляешь, как это здорово.
     Юлька слабо улыбнулась, и вдруг на нее обрушилась дикая головная боль.
     - Тин!
     - Что случилось? Что?! - крикнул Тин, увидев, что она резко побледнела.
     - Я тебя не вижу... - прошептала Юлька. - Я вообще не вижу ничего.
     - Юля, солнышко,  держись, пожалуйста. Слышишь, уже  едет "скорая".  Ты
только не умирай, ладно? Пожалуйста!.. Господи, пойми, я не смогу второй раз
потерять любимого человека, едва найдя его!.. Юля, скажи что-нибудь. Юля!
     - Не уходи. Только не уходи...
     - Я никуда не уйду. Я не могу тебя бросить.
     У  Юльки  перед  глазами прыгали  и  метались  разноцветные  шары,  они
сталкивались  и  рассыпались  на множество  искорок.  Голос Тина  звучал все
слабее, потому что в ушах звенело, но Юлька, собрав  все силы, вновь и вновь
возвращалась в этот мир, где снова все было прекрасно...

     * * * * *

     На  лестнице  было  темно.  Алька вскарабкалась  на свой  девятый этаж,
выжимая по дороге совершенно мокрую рубашку; отдышавшись,  достала  ключ,  и
тут к  ней пришла совершенно закономерная мысль: "А почему  так тихо? Почему
не  слышно "Орбита без..." -  чего  там?  Соли?  Хлеба? Страха и упрека?.. -
разносящегося по всему подъезду, несмотря на первый час ночи? Неужели эта...
создание - младшая сестра - опять  существует в наличии отсутствия?..  А, ну
понятно. Спасибо, записку  оставили. Чего?.. Ну и почерк!.. Ах, "ушла". Надо
же, я и не заметила. "Не  вернусь". Что, вообще никогда в жизни? А чего ж не
забрала свою любимую  клетчатую рубашку -  вон на диване валяется, - как  ты
будешь без нее жить? Плохо будешь жить, поэтому,  наверное, вернешься... Кто
в холодильнике? Какой серп?!.  Ах, суп.  Феерично. У нас есть еда. Сейчас мы
будем есть еду. Кай, конечно, абсолютно дивный человек, но вот с едой у него
в квартире некоторый напряг".
     Алька  надела  сухую рубашку  ("А дождь  все-таки замечательный!  Люблю
дождь"),  прошлепала  к  холодильнику,  по  дороге  включив  БГ,  и вытащила
кастрюлю. "Надо  же, почти половина! А  еще... еще  у нас есть  две сосиски,
хлеб и майонез. Да это же просто рай! Это же можно жить!..".
     Она  поставила  кастрюлю на плиту, плюхнулась на стул и соорудила  себе
бутерброд.  Отъев половину, она задумчиво уставилась на него.  "Боже, видела
бы мама, чем я питаюсь!.. Нет, лучше не надо,  ей бы стало плохо. Интересно,
Кай  когда-нибудь ест?  Как ни  придешь к нему,  в холодильнике пусто, как у
Тигры в голове... Наверное, он не ест вообще,  он только пьет. Поэтому такой
худой. А мне еще  везет. У  меня есть еда, какая-никакая... скорее никакая".
Алька сосредоточенно откусила сосиску.
     "А куда,  интересно,  отправилась  Люська?  Опять  на  день  рождения с
ночевкой? Господи, как заставить этого  ребенка жить  дома  хотя  бы неделю?
Видела бы мама..." - Алька вздохнула и отложила бутерброд. Мама...  Как  она
там, одна?..
     Полтора  года  назад  Алька  приехала  из  своего  маленького городка в
Тюмень. Она очень хотела учиться в каком-нибудь университете или институте и
не хотела  замуж за Сережку, который почему-то считал, что в нем - смысл  ее
жизни. Наверное,  от  него-то  она  и сбежала,  а еще  от  тягомотины  почти
деревенской жизни,  когда каждый день - одно  и то же, в клубе крутят только
"Иванушек" и "Золотое кольцо", а единственная  радость в жизни - театральная
студия  - приказала  долго жить, потому  что  руководитель Андрей  отказался
работать "там, где ему вообще не платят"...
     Были папа и мама, но  вместе Алька помнила  их  очень смутно.  Папа был
милиционером и  однажды не  вернулся домой с  работы... Мама осталась одна с
двумя дочерьми (Альке было пять, Люське - три).
     Жили дружно. Вместе дурачились с  псом Шариком, обедали  вместе с тремя
котами  - Барсиком, Мурсиком и  Гимли  (имя  предложила  Алька, начитавшаяся
Толкиена).  Мама  учила  детей  русскому  и литературе  и находила  в  Альке
поэтический  талант. Она  ходила  за  дочерью по пятам и записывала  все  ее
рифмованные строчки, и говорила: "Когда  ты станешь  знаменитой и кто-нибудь
захочет издать полное собрание твоих сочинений, я продам все  это за бешеные
деньги и попрошу, чтобы  в  книжке,  в  уголочке,  скромно упомянули  и  мое
имя...".  Люська  страшно завидовала  и  кричала: "Я тоже  талант! Вы только
посмотрите, как я чищу картошку!".
     Был еще дядя. Потрясающий человек, который в свои  пятьдесят  два  года
продолжал слушать "Doors" и "Deep Purple" и говорил, что люди делятся на два
типа: те, кто не  читал  "Братьев Карамазовых", и  те, кто читал,  но забыл.
Себя   он  с  сожалением  относил  ко  второму   типу.  Именно  дядя  научил
Альку-Аленку  писать сочинения, заставил прочитать "Мастера  и  Маргариту" и
подарил  кассету с альбомом БГ "Акустика". Именно он советовал ей  поступать
на филфак.
     Полтора  года  назад Алька  стояла  перед огромным  - четырехэтажным! -
зданием, на котором большими буквами было написано: "УНИВЕРСИТЕТ". Она зашла
туда  с  веселой толпой  людей, которые громко  говорили,  курили  и  вообще
олицетворяли собой  тот образ студента,  что уже  успел сложиться в Алькиной
голове. Когда она  спросила их, где тут  деканат  филфака, некто  высокий, с
длинными черными волосами сказал:  "Зачем тебе филфак? Поступай лучше к нам,
мы - физики!". Алька сказала:  "Да нет...", но физики закричали: "Да-да-да!"
и потащили ее в  свой  корпус. По  дороге  Алька выяснила,  что  высокого  и
черноволосого зовут Тин.
     Придя к себе, физики  так красочно описали  свой факультет, познакомили
ее  с проходящим  мимо деканом, спели песенку "Марш  студентов-физиков"... И
Алька поняла,  что она будет учиться только здесь и нигде больше! ...Правда,
проучившись  полгода,  она забрала документы и  стала повторять правописание
кратких прилагательных, решив все-таки поступать на филфак.
     ...Была весна, середина  марта. Алька шла  домой с Дня открытых  дверей
университета,  окончательно уверившись, что ей  туда  никогда  не поступить.
Домой - то есть в квартиру дяди. Но теперь Альку некому там было ни утешить,
ни обругать - дядю три месяца назад сбила машина...  По дороге она встретила
Машу Кару. Маша  тогда заканчивала первый  курс филфака, а с  Алькой  они до
того сдружились, что их прозвали "Единое Целое".
     - Что ты, милый, смотришь искоса? Может быть, ты хочешь  "Вискаса"?.. -
пропела Маша. Она была какая-то особенно радостная.
     "Да, - отвлеклась Алька от воспоминаний. - Было время, когда Кара  была
радостной..."
     - Да вот, понимаешь, думаю я себе, что я экзамен завалю, - пожаловалась
она.
     Кара даже не поверила:
     - Ты брось эти упаднические настроения! Как это завалишь?
     - Ну, или на "четыре" сдам.
     - Все ништяк. Я в тебя верю - сочинение напишешь на "пять"!
     - А ты чего такая счастливая? - поинтересовалась Алька.
     -  Да у  меня  вчера была  годовщина свадьбы... - сообщила  Кара как бы
между прочим.
     - Ах вот  оно что! Вот чего я вчера плохо  спала!.. - поняла Алька (раз
они были Единым Целым, то и "муж" у них был общий, и "дети", и "родители").
     - Фи, сударыня, это пошло.
     - А я хоть знаю своего мужа?
     - Знаешь. Заочно. Его зовут Рэйн - помнишь, я давала кассету послушать?
     - Ух.
     - Чего ух?
     - Вообще ух.Я, оказывается, замужем за Рэйном. Ты хоть  покажи  мне его
когда-нибудь! - попросила Алька.
     - Пойдем завтра в рок-кафе - и покажу.
     Назавтра  в  рок-кафе  к  Альке  подошел  невысокий молодой  человек  с
короткими черными волосами, в ослепительно черном костюме.
     - Здравствуйте, Алена.
     - Здравствуйте, - удивилась Алька.
     - Меня зовут Рэйн.
     - Рэйн?!  - Алька внимательнее  посмотрела на него,  и группа  "Кошачий
Глаз"  на сцене  перестала  для  нее  существовать.  Алька  поняла,  что это
судьба...

     Алька  запихнула  в рот остатки бутерброда.  Суп на плите уже несколько
минут яростно кипел.  Алька стащила его с  конфорки и налила себе в тарелку.
Пока  он  остывал,  она  решила  проверить,  насколько  впечатляющий  бардак
оставила после себя Люська.
     Зайдя  в  ее комнату, Алька  тяжко  вздохнула.  Абсолютный  сюрреализм.
Книги, браслеты, кассеты,  джинсы... И со  всем  этим  как-то  очень  хорошо
сочетается плакат  с  Ильей Лагутенко на стене. "Как?!  Она  не надела  свои
любимые  черные джинсы,  аккуратно  порезанные и  разлохмаченные?..  А,  она
надела  шорты. Ну  что ж,  сама себе злобный  баклан.  На  улице тропический
ливень  и слегка  прохладно.  Хотя она  наверняка найдет себе  какого-нибудь
молодого человека,  который ее согреет...".  Слава  Богу,  Алька отучила  ее
приводить этих  молодых людей сюда на ночь. Сама она, конечно, тоже не ангел
-  все-таки  Рэйн  пару  раз  ночевал здесь,  ну и не  просить  же у соседей
раскладушку?.. Но  Рэйн - это Рэйн,  а эти совершенно незнакомые парни очень
раздражали Альку.
     А  Рэйн... "Интересно, каково это  -  вести даже не двойную,  а тройную
жизнь?  Он  ведь продолжает общаться с женой  и периодически  живет у  Кары.
...Бедная  Анюта. Как это,  наверное, страшно - смотреть  в спину  уходящему
мужу и знать, что он  идет к  другой, -  и  ничего не говорить...  Может, ей
легче было бы все порвать и выгнать его, или уйти самой?.. Да нет, не легче,
- горько усмехнулась Алька. - Иначе я бы сама давно это сделала...".
     Она вздохнула, вернулась на кухню и стала есть суп. Но  мысли никуда не
ушли.
     Зачем это надо? Алька не могла понять, что такого особенного в  Рэйне и
почему  он  притягивает, как магнит.  Она  уже несколько раз  решала:  "Все,
хватит, надоело,  я  устала  от бесконечных  ссор с  лучшей  подругой  и  от
вздрагивания  всякий раз, когда Аня говорит: "Алена, у меня к тебе серьезный
разговор...".  И от ночных звонков  в домофон, когда ждешь Рэйна, а приходит
не Рэйн,  и нужно минут  по десять  вдалбливать  какой-то  пьяной  харе, что
Игорек здесь не живет... И от взглядов Кары, таких умоляющих и в то же время
сочувственных... " - Алька, не надо этого делать.
     -  Почему?  Ты  считаешь,  что  ты  -  единственная,   кто  может   его
осчастливить?!
     - Алька, не надо, не иронизируй. Никем  я себя не считаю. Просто я знаю
Рэйна  лучше,   чем   ты,   и  знаю,  что   потом   сложнее  избавляться  от
привязанностей, чем сразу.
     - А я не хочу избавляться. Я, может быть, люблю его!
     -  Алька,  нельзя  бросаться  такими  словами. Слово  "люблю"  никак не
сочетается со словами "может быть". Никак и никогда. И если ты не любишь,  а
"может быть", то подумай о том, как ты будешь смотреть в глаза Анюте...
     - А я не виновата, что люблю. И буду смотреть прямо и честно.
     - Не получится. Я сама думала точно так же. Когда  кончится романтика и
начнется просто постель, ты уже не сможешь  прямо  и честно смотреть в глаза
Анюты. Потому что она-то его действительно любит.
     -  Какая  постель,  о  чем  ты  говоришь?!  Ты  считаешь,  я  настолько
испорченная, чтобы спать с ним, когда кончится романтика?
     - Это  не испорченность, Алька. Это жизнь. Все мои представления о том,
что "до свадьбы - нельзя", с треском рухнули не потому, что я испорченная, и
даже  не  потому, что  Рэйн  такой  уж  суперлюбовник.  Просто  это  женская
идиотская убежденность в том, что мужчину можно удержать  с помощью "этого".
Это жизнь,  Алька,  и  ты тоже никуда от нее не денешься. Если,  конечно, не
сбежишь вовремя. Поэтому я пытаюсь тебя убедить в том, что все его взгляды и
стихи - вовсе не тебе. И, конечно, не  мне.  Они вообще никому, отвлеченному
идеалу. Извини, но я не думаю, что именно ты окажешься этим идеалом...".
     И  уже  около полугода Алька пыталась вырваться  из этого круга.  Слава
Богу,  Аня пока не  догадалась, что и  она  тоже...  "Ну,  чего  ты  боишься
произнести это слово? Да, в конце концов мы пришли к  тому, о  чем  говорила
Кара - к постели. И надо осознать тот факт, что я не любимая, а любовница. И
никакой не идеал...".

     Люся  нервно швырнула сумку на пол и скинула босоножки. "Свинья! Пьяная
озабоченная свинья! Хорошо еще, что удалось сбежать, а то неизвестно, что бы
пришло ему в голову... Козел!".
     На кухне  горел свет. Значит, Алька еще не  спит,  и если она не  очень
злая, то  можно  будет излить душу.  Люся  прошла через  огромную квадратную
прихожую и заглянула на кухню.
     Сестра сидела  на полу у батареи, уткнувшись лицом в колени.  На  столе
стояла тарелка с недоеденным супом.
     - Ален, ты чего?
     - Ничего, - прошептала Алька и расплакалась...

     * * * * *

     "Луна.. Черт  возьми,  какая луна! Ее  свет льется,  словно  золотистый
ликер,  и так  же, как он, дарит наслаждение... Эпикуреец,  тоже мне.  Певец
любви. Допелся, можно сказать".
     Рэйн  вздохнул  и  сел  на кровати. В комнате  было темно,  только луна
пролила  золотое  пятно  на  ковер.  В ее  свете лицо Анюты казалось  совсем
детским. "Маленькая моя, девочка моя милая! Что же я с тобой делаю...". Рэйн
посмотрел на  спящую жену и бесшумно поднялся.  Натянул джинсы,  накинул  на
плечи рубашку, взял со столика пачку "L&M" и вышел из комнаты.
     На кухне  он,  не включая  свет, добрался  до  плиты, нащупал чайник  и
сделал несколько глотков. Тепловатая вода прокатилась внутри - словно медуза
сползла вниз по пищеводу. Рэйн поморщился. Курить захотелось еще сильнее.
     Он  вышел  на  балкон, щелкнул зажигалкой,  затянулся с наслаждением, а
затем выпустил вверх струю  дыма.  Дым  тут же растворился  в  свежем ночном
воздухе сентября, а Рэйн уселся на прислоненный к мокрым перилам велосипед и
стал смотреть вниз.
     С  девятого  этажа открывалась  замечательная  панорама ночного города.
Прямо напротив строился дом. Стройка освещалась прожекторами, а  заодно  они
"проливали  свет" на  глобальную свалку перед домом. А  также возле дома, за
домом  и  везде. Вселенская свалка. Рэйн сплюнул и заинтересованно посмотрел
вниз.  Плевка,  правда,  тут  же  не  стало  видно.  Зато  внизу  он  увидел
подвыпившего гражданина,  который зигзагообразно  двигался по  направлению к
дороге. По  прямой  там было шагов двадцать, но гражданин  шел очень долго и
изогнуто.  Дойдя наконец до  дороги, он  собрался перейти на другую сторону.
Мимо  пролетел "джип",  сияя  фарами и тонированными стеклами. Он на  полной
скорости  врезался в огромную лужу, которая  не  просыхала даже в  июле. Два
веера грязных брызг по обе стороны  "джипа"  добавили колора на  близстоящие
машины  и  слегка задели подвыпившего гражданина. В лунной сентябрьской ночи
послышался  отборнейший трехэтажный мат. Рэйн даже  услышал  несколько новых
слов.
     "Если бы  Аня  материлась, чего  бы  только  я не  услышал... Вот чего,
спрашивается, надо человеку?  И  чего было жениться...  Нет,  жениться  было
надо. Любовь, понимаешь. Кто же знал..?
     Господи, объясни, я не понимаю - как  можно любить сразу троих?! Может,
я чего-то не понимаю в терминах, может, любовь - не это?
     Ладно, это не важно. Вопрос - что делать? Пора что-то решать. Уже давно
пора".  Рэйн  сделал  последнюю  затяжку и  заткнул  окурок  в  уже  забитую
чашку-пепельницу. И вспомнил. Снова вспомнил, как это было...

     Рэйн сидел у костра и  докуривал последнюю сигарету, собираясь уходить.
Светало. Птички вовсю свиристели и щелкали. Дорога  звала -  туда, дальше, в
Питер. Путешествовать автостопом тогда было любимое занятие Рэйна. А что еще
делать,  когда тебе двадцать пять и полгода семейной жизни тебя еще не тянут
неподъемным грузом на дно рутины?...
     Костер  уже затухал.  Рэйн  поднялся, чтобы притоптать  тлеющие угли, и
вдруг за спиной раздался голос:
     - Эй!
     Рэйн  обернулся  и увидел девушку, одетую  в камуфляжные штаны, военные
ботинки  и  черную рубашку, завязанную  узлом на животе. Длинные  каштановые
волосы,  челка  спадает  на глаза.  Девушка,  слегка прихрамывая и волоча за
собой рюкзак, подошла к нему.
     -  Привет,  сестренка!  - слегка  удивленно  сказал Рэйн. -  Ты откуда,
лесное чудо?
     -  Да  вы,  батенька, поэт,  - девушка  закашлялась. -  Черт.  Простыла
все-таки. Откуда я? Оттуда, - она махнула рукой куда-то за лесок. - Там поле
и стог сена. Я там ночевала. А ты, значит, у костра. Тоже никого не стопнул?
     - Ага, трасса безмазовая. Тебя зовут-то как?
     - Кара, - девушка села на свой рюкзак. - Ты умеешь вправлять вывихи?
     - Ну... - Рэйн присел рядом на корточки. Девушка, видимо, расценила это
как утвердительный жест и стала расшнуровывать левый ботинок.
     - А то мне совершенно  неинтересно жить, - пожаловалась она. - Держи, -
и она  протянула ему свою ногу. - Я ее даже вымыла -  только что, в той луже
на той полянке.
     -  В луже?  А вода, наверно, холодная, - сказал Рэйн, легонько ощупывая
ногу Кары.- Слушай, а ты... - начал он и внезапно дернул. Кара закусила губу
и закрыла глаза.
     - Ну, как? - спросил Рэйн. - Извини, пожалуйста.
     Кара открыла глаза и немного поморгала, смахивая слезы. Потом осторожно
пошевелила ногой.
     -  Ура. У тебя получилось, - она посидела несколько  секунд неподвижно,
привыкая  жить  без боли,  потом  стала натягивать носок и, подняв на  Рэйна
почти желтые глаза, проникновенно сказала:
     - Спасибо!.. А тебя-то как зовут? - и тут она улыбнулась...

     ...- Меня зовут Рэйн, - сказал он.
     - Рэйн?! - Алька  всмотрелась в него  внимательнее, насколько позволяла
полутьма рок-кафе. - Так вот ты какой, северный олень!
     - Не ругайся, я твой муж, между прочим.
     - Надо же, через год после свадьбы я наконец-то тебя увидела.
     - Ну, и как впечатление? - поинтересовался Рэйн.
     Алька  оценивающе  посмотрела  на  него,  обошла  кругом,  все  так  же
осматривая, потом подняла глаза:
     - Ну, что я могу сказать по этому поводу? "С пивом сойдет".
     - Запросто. Идем в бар?
     - Ого, - удивилась Алька. - Ты спонсор, что ли?
     - Мне зарплату выдали.
     -  Ага,  познакомились  уже? - это  Кара пришла проверить,  как дела. -
Пойдемте, что  ли, в бар.  Чего-то  они  лажают бессовестно,  - она  бросила
взгляд  на  сцену.  - Посидим, поговорим.  Алька, тебе, наверное,  есть  что
рассказать новоявленному мужу?.. - Кара  посмотрела на Рэйна. А Рэйн смотрел
на Альку...

     Рэйн  даже  мог определить,  что  ему  не  нравилось в Анюте.  Она была
слишком  уж тихая, молчаливая и иногда  смотрела на него  с таким обожанием,
что он готов был убежать и не вернуться.  Просто ему казалось, что  если  он
попросит ее выпрыгнуть из окна, - она выпрыгнет не задумываясь.
     Два с небольшим  года назад, когда  они познакомились, Рэйну  это очень
льстило. Девочка с большими серыми глазами ходила за ним по пятам и смотрела
на  него  так  восхищенно,  что  он  даже  немного смущался. А после  одного
концерта Аня подошла к нему и попросила автограф. Она была единственной, кто
это сделал, и Рэйн просто растаял. После него в клубе выступал еще кто-то, а
они с Анютой сидели в баре и разговаривали. Потом он даже проводил ее домой.
     "Это удивительное  ощущение - знать, что кто-то счастлив просто оттого,
что ты  существуешь".  Раньше с  Рэйном такого не  случалось.  Правда, после
женитьбы такие люди встретились ему вот уже дважды...
     И надо было что-то делать, а  Рэйн  не знал,  что.  Вспомнился БГ: "Нам
всем будет лучше, когда ты  уйдешь". Вот  только к кому  из них  четырех это
обращено?.. Он мучительно думал, потому что бесконечно устал от уничтожающих
взглядов  Кары, от Алькиной улыбки, такой беззаботной - и такой обреченной -
и  от тех  моментов,  когда Анюта  берет его  за руку  и  говорит:  "Володя,
почему..."...
     - Володя, почему ты не спишь?
     Рэйн едва не свалился с велосипеда.
     - Да... так... не спится, - пробормотал он. Сердце бешено колотилось. -
Не надо так неожиданно спрашивать, ладно?
     -  Извини, -  Аня подошла  и  положила  руку  ему  на  плечо.  -  Опять
вдохновение снизошло? - она улыбнулась.
     -  Да,  чего-то  такое пытался  сочинить.  Но  оно  было  против  и  не
сочинилось, -  Рэйн  тоже  улыбнулся  и  подмигнул.  Хорошо  быть творческим
человеком - всегда есть повод не спать по ночам.
     Анюта зябко обхватила руками плечи.
     -  Ты  еще и босиком. Тем более только что был дождь. Простудишься  же!
Немедленно в кровать! - приказал он.
     - Ты тоже босиком.
     Рэйн помедлил и притянул ее к себе.
     - Хочешь сказать, чтобы я тоже шел в кровать?
     - Да. Именно это я и пытаюсь тебе сказать последние полторы минуты.
     Рэйн зарылся лицом  в тонкий аромат  ее  коротких светлых волос,  потом
поднял ее на руки и понес в спальню, боясь, что оно кончится - то мгновение,
когда в его сердце была только она...


     * * * * *

     "Чего ж так темно-то?" - проворчала Кара, тщетно пытаясь попасть ключом
в замочную скважину и поминутно откидывая назад мокрые волосы, которые лезли
в глаза.  Раза  с  десятого у нее получилось  открыть дверь, и  она  наконец
попала в квартиру.
     В  квартире  было  тоже  темно.  Ну, оно и  понятно -  второй час  ночи
все-таки. Кара  ощупью добралась  до  своей  двери.  Диких криков и мяуканья
Ника, страдающего от одиночества, слышно не было. Значит, он здорово обалдел
от того, что его наконец-то накормили рыбой.
     Маша  зашла в  комнату, закрыла дверь  и попыталась найти  на стене  за
шкафом выключатель.  Нашла;  и,  пощелкав немного, обнаружила  суперприятную
вещь: света не было.
     -  Оп-па, - сказала Кара.  -  Горячий ужин отменяется.  Что ж: у  нас с
Ником будет романтический вечер при свечах... скорее, утро.
     Ник проснулся (зашуршал  бумагами на батарее), спрыгнул на пол ("Лошадь
ты этакая! Погромче-то не мог?") и, подкатившись к хозяйке, заверещал дурным
голосом.
     -  Тихо ты! - прошипела  Маша. - Чего ты, в самом деле, люди же  кругом
спят... Ну что, что,  моя лапонька,  соскучился? Хороший ты мой.  Сейчас  мы
зажжем  свечку, достанем  чего-нибудь из  холодильника и будем это  есть,  -
сказала  Маша, роясь в вещах  и предметах на столе, на  полу  и на кровати и
пытаясь найти зажигалку. Ник усиленно помогал, сначала путаясь под ногами, а
потом забравшись на стол и весело расшвыривая вещи.
     Зажигалка  нашлась,  и Маша достала из шкафа витую свечу  и  зажгла ее,
поставив на  стол-табуретку.  Заодно  она  зажгла  жасминовую  ароматическую
палочку.
     Потом настал черед холодильника.  (Нет, его не собирались поджигать; из
него собирались достать что-нибудь,  хотя бы отдаленно напоминающее еду.) На
верхней полке лежала одинокая сарделька, стояла бутылка с кетчупом и пакетик
майонеза. А еще была целая булка черного хлеба!
     - Вот  ведь, блин. Еда, - удивленно сказала Маша Нику. Ник  обрадованно
мявкнул и подсел поближе.
     - Нет, сардельку ты будешь кушать утром. Вот, если  желаешь, могу хлеба
дать.
     Ник хлеба не пожелал, а Маша, сделав "бутерброд"  из хлеба  и майонеза,
уселась на кровать перед свечкой.
     "Ночь.  Темно. Аромат  жасмина  наполняет  комнату. Они  сидят  вдвоем:
она... и ее кошка.
     Ремарка  для пьесы  с хорошим концом.  Можно прямо  так и  начать. Черт
возьми, напишите  кто-нибудь сценарий моей жизни,  только  чтобы  конец  был
хороший... И чтобы он был".
     Маше почему-то вспомнилась картина,  наблюдаемая иногда по утрам - "Она
и ее любимые мужчины". Лежит на кровати Маша Кара, а рядом Рэйн и Ник. Когда
мужчины просыпаются, то  начинают трогательно рычать  друг  на друга.  Прямо
можно подумать, что из ревности...
     "Дивные  вещи. Внезапно пришло в  голову: а чем Рэйн отличается от того
соседа, который с Володей штурмовал эту комнату?.. Практически  ничем. Кроме
одного:  Рэйна я люблю. И  никуда не  деться, не спастись -  ни  правильными
фразами,  которые  слышит  от  меня  Алька,  ни  стихами,  ни  марихуаной...
Идиотская   зависимость  от  человека.  Как  тогда,  на   трассе.  И  он   -
единственный, кто может  вправить мне вывих. И я  все еще иду к нему, потому
что - больно. Тогда ноге было больно, а сейчас душа вывернута наизнанку. И -
холодно. Потому что он не со мной. Точнее,  он со  всеми сразу. И можно было
бы послать его подальше... если бы с ним не было так тепло...".
     Бутерброд кончился, и Маша поймала себя на том, что уже некоторое время
облизывает палец, измазанный  в майонезе, хотя  палец  давно  уже чист,  как
первый снег в песне у "Сплина".
     - Надо же. Задумалась, - после этих слов Кара фыркнула,  вспомнив некое
произведение,  которое  давным-давно  написал  Джокер  и  где  каждая  глава
заканчивалась фразой: "Выпил Джокер и глубоко задумался...".
     -  Ладно,  Никки.  Не  будем  о  грустном.  Давай  лучше стихи  читать.
Например,  Алькины...  О, кстати, - она порылась  в карманах,  потом нашла в
куче одежды рубашку и пошарила в левом кармане.  Конечно, оно  было там - то
стихотворение, что Алька сунула ей на своем дне рождения.

     Если птицы не верят в лето -
     Значит, сверены все маршруты,
     Значит, снова сжимает где-то
     Старый счетчик часы в минуты.

     Если пальцы не верят в нежность -
     Значит, сердцем забыта верность.
     Непростительная небрежность -
     Бесполезная откровенность.

     Если птицы не верят в лето,
     Значит, скоро сведутся счеты...
     Ты опять говоришь мне это.
     Я опять не пойму, о чем ты.

     И Кара даже не поняла, чего здесь  было больше: отчаянной безысходности
или  обреченности.  Нет, Алька не настолько  "без башни",  чтобы  шагнуть из
окна... - тем не менее Кара прислушалась к  себе.  Нет. Страха не было, даже
просто тревоги. Было ощущение  неуюта, и все. И Кара знала, что с Алькой все
в  порядке.  Она чувствовала Альку очень  хорошо, недаром  они  были  Единым
Целым". Даже теперь, когда между ними "стена дождя".
     "И вообще, Алька очень сильный человек. Хотя может страшно переживать.
     А  вот Рэйн,  интересно, переживает?  Или  его устраивает такая фигня -
трое вокруг одного?
     Ой, Господи, за что нам все это? Почему мы не можем, как все люди, жить
просто  и спокойно? Почему  нам  обязательно  надо  "стоя  и в гамаке",  как
говорится?..".
     Кара поняла,  что  ей  хочется курить.  Сигарет  не было, не  было даже
"Примы". И денег не было.
     И она решила тихонько попеть. Естественно, первое, что пришло в  голову
- это Янкино "Я повторяю десять раз, и снова...". Потом пришло "Мне придется
отползать". А после Кара с неожиданной  злостью  и  яростью  выдала "Медведь
выходит на охоту душить собак".
     "Надо же, как-то даже жить стало легче. Все-таки психологи правы: чтобы
проблема  стала решаемой, ее  нужно вербализовать. Выговориться,  короче.  И
неважно, кто выступает в роли "жилетки", пусть даже маленький белый котенок.
А теперь будем решать, что  же делать с этим человеком, который не может сам
определиться, чего ему от жизни надо... Ну, я же пыталась его убедить в том,
что ему надо только меня и никого больше. Не убедила.
     Интересно, как человек меняется! Какой был свободолюбивый юноша, как он
не  хотел  больше месяца жить  в одном городе... Вечно  в дороге.  Странник.
Золотой дождь. А  сейчас? Его держат целых три дома, а  он разрывается между
ними. По-моему, скоро от  этого жаркого тропического ливня останется мерзкая
серенькая изморось... Эк я, про любимого-то! Надо же. Может, я таким макаром
дойду до осознания  того, что я его и не люблю вовсе? А это просто привычка.
Привычка просыпаться в  крепких  объятиях,  засыпать  в  счастливой  истоме,
гулять по ночам, взявшись за руки, целоваться под дождем...
     Но если это привычка, то она слишком уж родная.
     Может, попробовать дернуть?  Чтобы до  крови,  до  боли,  до крика  "Не
уходи!". А если уйдет и не крикнет?.. Вот чего я боюсь: А ЕСЛИ ОН УЙДЕТ?
     Конечно, это будет означать всего лишь то, что он просто не тот, не мой
единственный. Но как-то от этого не легче.
     Хотя, когда мы вчера договаривались встретиться в  клубе в понедельник,
я уже думала, что не приду.  А если приду, то сначала его не замечу. А  если
замечу, то не улыбнусь счастливо. А если...
     Черт! Ничего у меня не выйдет.  Я  слишком  его... слишком  привыкла  к
нему?..  Нет,  все-таки от этого  действительно никуда не деться - люблю. За
что?.. А говорят, что любят не "за что",  а "вопреки". Вот я точно  вопреки.
Всему и всем. Нелогично. Нерационально. Цепляюсь даже  не за соломинку, а за
какую-то пушинку...  точечку...  капельку-дождинку.  Дождинка  -  это  часть
Рэйна. Мне всегда достается только часть его".
     Кара встала и прошлась по комнате. В квартире - полный бардак, в голове
- полная анархия.
     Она  задержала взгляд  на  Тине,  который  чуть  заметно улыбался ей со
стены,  залитой лунным светом. Маша некоторое  время смотрела на него, потом
грустно улыбнулась:
     - Живут же люди. Люди, которых двое. Тин и Юлька. Хорошие люди, которые
нашли друг друга. Везет же некоторым. Правда, Ник?
     Ник поднял одно ухо,  что-то сонно промурлыкал и перевернулся на другой
бок.
     - Ничего  ты не  понимаешь,  глупое животное.  Когда людей  двое  - это
здорово. И, наверное, это единственно правильно...
     И тут зажегся свет.
     Кара  посмотрела  на  лампочку,  одиноко  висящую  под  потолком. Потом
медленно  села на  кровать. Подумала немного, и лицо ее  приняло решительное
выражение. Она поднялась, вытащила из рюкзака записную книжку, полистала ее,
нашла  букву "С" и записи на "Санкт-Петербург". Ник, проснувшись,  следил за
ней настороженно.
     Маша взглянула на часы. Без  пятнадцати три. "Успею!"  - подумала  она,
задула свечку и палочку и стала быстро собираться. Положила в рюкзак свитер,
диктофон, пару кассет, чистую  тетрадь, записную книжку  и  ручку.  Вытащила
из-под кровати кофр и засунула в него гитару.
     Ник, видимо, что-то почувствовал - тревожно-жалобно мяукнул и, спрыгнув
с кровати, подошел к Каре и стал тереться об ее ногу.
     - Что, маленький? Ты не хочешь меня отпускать? Я ненадолго. А соседи из
326-ой будут тебя кормить.  Они  хорошие, - Кара посадила  Ника на  плечо  и
стала собираться дальше. Положила в рюкзак "мыльно-рыльные" принадлежности и
прочие  предметы гигиены, вытащила из холодильника хлеб  и отломила примерно
половину.  Потом  подумала и  на всякий случай взяла бактерицидный пластырь.
Деньги? Зачем деньги - ей не привыкать ездить "зайцем".
     Она затянула  рюкзак,  надела джинсовую куртку со множеством карманов и
ботинки. Ник жалобно замяукал.
     - Не плачь, солнышко, я вернусь обязательно.
     Маша  написала  записку  соседям  из  326-ой комнаты,  отрезала кусочек
скотча  и  пошла приклеить  записку  на их дверь. Вернувшись, она притиснула
Ника к себе и прошептала:
     - Я вернусь. Не знаю, когда. Ты жди, ты только жди меня, пожалуйста, не
забывай, - она  поцеловала его  в мокрый розовый нос, посадила  на кровать и
хотела  уже  взять  гитару,  но   словно  вспомнила  что-то.  Взяла  маркер,
дотянулась через кровать до портрета Тина, который все так же смотрел на нее
с отрешенной улыбкой, и написала что-то на обоях рядом с ним. Потом весело и
зло швырнула маркером в "Иванушек" на шкафу.
     Надела  на  одно  плечо  рюкзак,  на другое вскинула  кофр  с  гитарой,
подмигнула Нику, погасила свет и вышла.
     А Ник остался один на  кровати под портретом  принца из сказки, рядом с
которым было отчаянно выведено:

     "ХОРОШО, КОГДА ЛЮДЕЙ ДВОЕ!".

октябрь 1998 - январь 1999

                                     © 2002(March) copyrights by starat. All rights reserved.        E-mail: starat@rambler.ru