За всю жизнь я никому не завидовала так, как этой девочке.

Мне было семь лет, а ей — целых восемь. Я жила в Симферополе, а она — в Ялте, у моря. Про нее писали в газетах, ее все время — во всяком случае, мне так казалось — показывали по телевизору. Говорили, что она пишет гениальные стихи. Говорили, что… В общем, говорили о ней тогда слишком много. На мой семилетний взгляд — гораздо больше, чем нужно.

Детские чувства гораздо более стойкие, чем принято считать. Я так и не встретилась с Никой Турбиной «вживую», но не упускала ее из виду. Вот кокетливый подросток с еще живыми, хоть и какими-то надорванными мечтами о звездном будущем… Красивая девушка с прокуренным голосом и утраченными иллюзиями… Усталая женщина без возраста и без блокнота со стихами… Стоит ли говорить, что завидовать ей я перестала давным-давно.

А тогда, в свои семь, в разгар Никиной славы, я как-то сунула любопытный нос в найденное на столе неоконченное мамино письмо. Адресованное в редакцию «Советской культуры», с просьбой переслать матери Ники Турбиной. Уже не помню, что именно — еще тогда! — писала моя мама, деликатнейшая женщина, никогда и никого не учившая жить. Общий смысл письма (кажется, так и не отправленного) был такой: «Что же вы делаете с ребенком?! Как она сможет жить дальше?..»

Начало

Ее короткая двадцатисемилетняя биография уже сейчас не существует в бесспорном, «каноническом» варианте. Расходятся даты, факты, адресаты обвинений… Одни из участников ее судьбы отказываются от всяческих комментариев, другие чересчур категоричны, третьим не хватает искренности. Кое-кто из претендующих на близкое знакомство с Никой говорит, что нельзя целиком принимать за чистую монету и то, что она рассказывала о себе сама…

Что ж, попробуем. Жила-была девочка. Красивая, мечтательная, болезненная. Из-за приступов бронхиальной астмы не могла спать — а бессонными ночами приходили стихи. Мама и бабушка записывали короткие строчки в рваном ритме, с погрешностями против версификации, но с потрясающим, недетским эмоциональным накалом и трагизмом.

Позже Никина бабушка не без кокетства рассказывала, что советовалась тогда с врачами: как бы сделать, чтоб ребенок не писал стихи? Но реально делалось прямо противоположное: стихотворения Ники настойчиво давали читать отдыхавшим в Ялте литераторам, и один из них — сам Юлиан Семенов! — проникся. Потом, уже в Москве, Нику взял под покровительство мэтр Евгений Евтушенко: «С моей точки зрения, налицо редчайшее явление, а может быть, чудо: восьмилетний поэт».

Ее слава началась с подборки стихов в «Комсомольской правде» с предисловием Юлиана Семенова. А дальше покатилось как снежный ком: статьи, интервью, теле- и радиопередачи, фестивали, концертные поездки вместе с мамой и «дядей Женей» Евтушенко… О «феномене Ники» говорила, кажется, вся страна. Одни категорически не верили, приписывая авторство ее «взрослых» стихов то ли маме, будто бы нереализовавшейся поэтессе, то ли дедушке Анатолию Никаноркину, «известному крымскому поэту» (мне, крымчанке, не приходилось слышать о нем вне контекста его внучки). Другие, наоборот, утверждали, что Ника напрямую общается если не с Богом, то с высшим космическим разумом; а может быть, и сама — не с нашей Земли…

К десятилетию поэтессы в издательстве «Молодая гвардия» вышел ее дебютный сборник «Черновик». «Название этой книги, — писал в предисловии Евтушенко, — мы выбрали вместе с Никой. Восьмилетний ребенок в каком-то смысле — это черновик человека».

Не то что спорное — очень опасное утверждение. Почти индульгенция — кто бережет черновики?..

За «Черновик» Ника Турбина в 12 лет получила на поэтическом фестивале в Венеции «Золотого льва»; до нее этой награды удостоился только один русский поэт — Анна Ахматова. С Мариной Цветаевой Нику сопоставляли еще раньше: в разное время они учились в одной и той же ялтинской школе-гимназии. Ассоциативный ряд налицо… Впрочем, дядя Женя Евтушенко предпочитал говорить о Нике в мужском роде: «этот поэт». Они съездили вдвоем в Америку, где на конференции в Колумбийском университете литературоведы обсуждали технику перевода ее стихов, а переводили Нику Турбину на десятки языков мира.

Начало. Грандиозное начало…

Безвременье

А затем шум вокруг Ники потихоньку сошел на нет. Время от времени о ней еще можно было прочесть в газетной заметке; услышать по радио, как она читает стихи своим странным, словно задыхающимся голосом; даже увидеть по телевизору. В одном из подростковых интервью она рассказала, с каким удовольствием снималась в кино (картина «Это было у моря» с участием Нины Руслановой), намекнула, что будет поступать во ВГИК. Сообщила о новой книжке, которую в 12 лет принесла в издательство, но там попросили подождать: мол, «в стране напряженка с бумагой»…

Уже позже стало известно, что как раз в это время Никина мать вышла замуж, родила вторую дочку, назвала ее совсем просто — Маша и уже ни за что не хотела второго гения в семье. Что Ника Турбина переехала в Москву, поближе к «дяде Жене», а тот в какой-то момент исчез из ее жизни, перестав отвечать на звонки и письма… И кто его знает, как оно было на самом деле. Это чужая жизнь, которую никто не имеет права судить со стороны.

В середине 90-х мне попалось интервью с абсолютно другой Никой. Красивой и порочной. Она рассказывала, как в шестнадцать лет вышла замуж за 76-летнего швейцарского психиатра — кстати, вполне дееспособного как мужчина! — уехала с ним в Лозанну, но долго там не выдержала и сбежала назад в Россию. Как не может из-за интриг восстановиться в Университете культуры. Как ведет в Москве богемную жизнь, пьет и попадает по ночам в милицейский участок. Говорила практически на сленге, местами ненормативном. По-моему, слегка рисовалась. Производила впечатление одинокой, непонятой — но самодостаточной.

И вот в 97-м — сообщение о ее «падении с пятого этажа». Самые разные журналистские интерпретации: от «вытряхивала коврик» до «приводила последний аргумент в споре». Большинство склонялось к тому, что это была попытка самоубийства; вспоминали, что Ника и раньше резала вены и т.д. Писали, будто она осталась инвалидом, не смогла больше ходить…

Последний раз мы увидели ее живой в спецпроекте Анатолия Борсюка «Ника Турбина: история полета». Фильм имел хорошие отзывы и, кажется, какой-то фестивальный приз; не знаю, мне не понравилось. Сухой монтаж архивных записей 1982 и 1995 годов плюс новая, 2000-го. Все это вместе выглядело если историей полета — то «не вверх, а вниз». А точнее — историей краха. Без всякой надежды на возрождение.

26-летняя Ника, слава богу, более-менее нормально двигалась, хотя сильно располнела и выглядела уже не порочной красавицей, а просто утомленной женщиной неопределенного возраста, последние силы которой направлены на борьбу с бытом и безденежьем. На удивление спокойная по сравнению с записью 95-го. Умная, привлекательная в горькой самоиронии — но какая-то потухшая, равнодушная к себе самой.

Анатолий Борсюк говорил, что этим фильмом хотел бы привлечь внимание к судьбе Ники Турбиной: вдруг найдутся люди, которые ей помогут? Наверное, он был искренен. Но не понимаю, зачем понадобился ну совершенно необязательный кадр, где она кроет матом свою собачку, съевшую колбасу, — эпатаж, «правда жизни»? А на эпизод, в котором Ника пытается и не может вспомнить свои новые стихи, сослались потом во всех публикациях, последовавших за трагедией. Как подтверждение вердикта: поэтом Ника Турбина давно уже не была.

Конец?

В 1989 году в издательстве «Дом» при советском Детском фонде имени В. Ленина все-таки вышла вторая книга Ники Турбиной. Но ее никто не заметил. Сегодня мало кому вообще известно о существовании этой книги, а те, кто держал ее в руках, отзываются более чем скептично. «Там я нашел мало нового. Это была уже не Ника Турбина...» (Вячеслав Лашук, поэт, автор переводов стихов Турбиной на украинский язык). «Нику так замучили и оглушили славой и рекламой, что к шестнадцати-семнадцати годам поэт в Нике умер — ей уже нечего было сказать» (Евгений Бунимович, литератор, классный руководитель Ники в старших классах).

Однако университетская преподавательница Турбиной Алена Галич утверждает, что Ника и в последние годы постоянно писала стихи. Неразборчивым почерком, на любых обрывках бумаги. О существовании нескольких сотен неопубликованных стихов дочери говорит и мать Ники Майя Анатольевна. Сама Ника тоже во всех интервью уверяла, что продолжает писать. Вот только с памятью стало хуже из-за алкоголя… и блокнот со стихами куда-то запропастился.

Можно не верить. И если в скором времени всплывет рукопись «неизвестной Турбиной», ничто не помешает объявить ее мистификацией — скорее всего, так оно и случится. А может быть, эти строки, если они и были, действительно не шли ни в какое сравнение с теми, зарифмованными «восьмилетним поэтом»… Или же стали бесконечным самоповтором — но уже без права скидки на возраст? Тут возможны лишь предположения, и не больше.

Как можно лишь предполагать, что же случилось год назад, 11 мая 2002-го. Снова падение с пятого этажа — на этот раз последнее. Как было сообщено в СМИ, самоубийство. Но свидетели утверждают: прежде чем сорваться, женщина цеплялась за подоконник, звала на помощь… На этом основании было дано разрешение отпевать Нику в церкви. Алена Галич в самоубийство не верит категорически, по ее настоянию открыто уголовное дело по факту смерти Турбиной. Несчастный случай? Или — не случай?..

Так или иначе, трагедия Ники Турбиной снова привлекла внимание к ее судьбе и поэзии. А еще — к судьбам всех детей-вундеркиндов, повальная мода на которых в СССР пришлась на 80-е годы. Детей, имена которых уже никому ни о чем не говорят. Которые в свое время стали точкой приложения интересов как конкретно взятых взрослых — родителей или преподавателей с непомерными амбициями, — так и Системы в целом… Та страна нуждалась в разрекламированных детских талантах. Как, между прочим, отчаянно нуждается в них и наша теперешняя страна, из последних сил творящая свой позитивный имидж на международной арене. Пожалуй, маловато материальных ресурсов для их раскрутки на государственном уровне, а желание — оно есть…

И ведь, казалось бы, давно известно, что ажиотаж и шумиха вокруг ребенка непременно искалечат его психику. Дитя с сильным типом нервной системы сделают самодовольным и манерным эгоистом. А со слабым — а именно такие, хрупкие и ранимые, подавляющее большинство талантливых людей — способны сломать вообще. Но кто станет задумываться о детском будущем, когда речь идет о взрослых, весомых и сиюминутных интересах?

А с другой стороны, что делать, если ваш ребенок действительно уникально талантлив? Внушать ему, что он — такой как все? Никак не способствовать продвижению его таланта, а если вдруг выпадет шанс извне — отбиваться от славы руками и ногами? Вряд ли он когда-нибудь поблагодарит вас за это. Тем более что во взрослой жизни шанса может больше и не выпасть.

Сложно…

А может быть, все гораздо проще. Можно — помогать, открывать, способствовать. Нельзя предавать. Нельзя не любить того, кто не может жить без любви.

…Большое искушение закончить статью стихами Ники Турбиной. В ее «Черновике» можно найти строчки для любого финала: трагического, пронзительного, укоряющего, пророческого и даже оптимистического. Но вновь и вновь цитировать строки, написанные восьмилетней девочкой, — значит признать, что взрослого поэта Ники Турбиной никогда не существовало.

А вдруг?..

Яна ДУБИНЯНСКАЯ

Оригинал статьи находится по адресу: http://www.zerkalo-nedeli.com/ie/show/442/38415/