| |
Александр Орлов
Родился в 1949 г. в Москве. Окончил
МВТУ им. Баумана. Работает главным конструктором в НИИ.
Стихи
Оставить отзыв
***
Почему мы в разлуке тоскуем
И в сочельник морозный грустим,
Вспоминаем июльские кудри
И шуршащий истомой тростник?
Ненасытное молится счастье,
Неграненое чувство скрипит,
Грусть стремится царицею к власти,
Написать на века манускрипт.
Голос звонкий, но очень далекий,
В проводах засиял, заискрил,
Их сплести наподобие плетки,
Чтоб пегас поднимался без крыл.
Коронована перечность грусти
И прославлена алчность тоски,
И в хоромы мечтаний не пустит,
Под замок лишь и в души тиски.
Мы покинули нежность друг друга
Лишь на день, на сто тысяч секунд,
И замкнулся бег времени в круге,
Выпрямляя в изгибах тоску.
Почему в снегопады затишье,
И не слышно гремящей мольбы,
От которой растаять стремишься,
И в которой курком для стрельбы?
Почему нас покинула фея,
Ровно в полночь вернула назад,
Колдовству приворота не веря,
Отвернула от сказки глаза?
04.01.03
***
Гремит, сверкает, пахнет фейерверк,
И дух от восхищенья замирает,
Но он сгорел и красоту в снегу поверг,
Коснувшись неба с самого лишь края.
Когда-то в молодые яркие года,
Мы, не боясь сгореть, взрывались и искрили,
Казалось, излученьям быть всегда,
И небеса обетованные нам крылья.
Но холод подарила манящая высь,
И астероиды мильонами пробили,
И из души тишайше утекала мысль,
На землю опускаясь в явь и были.
Взлетали, пели, пузырьками средь свечей,
Внимая песням нотокрада Окуджавы,
Блуждая метеорно средь ночей,
Взирая ленно на могущество державы.
Но вот сгорели в дым, взрываясь пороха,
Свистя и хлопая почти в баклуши,
И сами мы освистаны на долгие века,
Закрыть пора от ностальгии уши.
Опять гремит нескромный фейерверк,
А может в нем секрет всех наслаждений,
И, очарованный, ты руки поднимаешь вверх,
Сдаваясь магам мотыльковым, чародейным.
Искра не догорела, пала на ладонь,
Сгорела и сожгла извилины от линий,
Теперь ты не старик, а вечно молодой,
И путь, что предначертан был, сгорая, тебя минет.
08.01.03
***
Не подходи к убитым горем,
А горе лишь в себе убей,
И в слезном, не язычном хоре
Не пророни слезы к себе.
Ты подкрадись к своей же смерти,
Ее до смерти напугай,
И до песка в земельной тверди
Отрой так греющий всех рай.
Слова о вечном не ложатся,
Зимой пургою песнь споют,
А летом зернами от жатвы
В земле опять найдут уют.
Убитым горем медным вдовам,
Соломы снизойдет копна,
Списать чернильное пером бы,
Как ищут пристани средь нас.
Уходит вдоль их алый парус,
Взлетает в небо параплан,
Их сострадания напрасны,
Не излучить из льда тепла.
Не подходи к убитым горем,
Лишь взглядом страстным освети,
Стань пенным не коварным морем,
Сложи напевный тихий стих.
15.12.02
***
Вся наша жизнь пред вечностью спектакль,
И роли пишут сами же актеры,
Как истина: лишь познана проста так,
Но в небоскреб души ты сам лифтером.
Карабкаясь на пальму, где растет кокос,
Подобны мы короткошерстным предкам,
И с высоты взглянув на мучавший вопрос,
Бросаем в друга съеденное метко.
Просоленный бедой, он вежливо простит,
Лишь изнутри вовнутрь выльет слезы,
Сыграет роль униженную травести,
Согбенную, примерив крестоносца позу.
Крест на груди, бескрестие в душе,
Что напоказ низкопоклонно и коварно,
Факсмильно-электронное клише
И шелкосветская постельная непарность.
Непререкаем твой подстрочный перевод
Блуждавших, внутри душных мыслей,
И лексикон, и виндоуз и ворд
Отредактировать нам не помогут выстрел.
На сцене мы, а кто же режиссер,
Иль для талантов не нужны советы,
Пусть вспыхнет снова еретический костер,
Чтобы слепым зверям достало в зале света.
17.12.02
***
Будешь ты ль моей религией,
Стану ль я твоей молитвой,
К древнеримскому Вергилию
Обращу стихи и ритмы.
Тропки вьются межцерковные,
Кровь людей впитав по каплям,
Мы в гербарии наколоты
В ватиканской книге Папы.
В рай лечу пыльцой межзвездною,
На земле припудрив слезы,
К алтарю - пушки мимозные,
А к погосту - тень березы.
Где твоя душа поклонится,
Там покоя нет для тела,
У мечты пора бескормицы,
Время лечь навек в постели.
Буду ль я твоей религией,
Станешь ты ль моей молитвой,
Поклонение Вергилию
Охранит анапест-ритмы.
Коротаем ночи длинные,
Диск луны затмил лик звездный,
Фонари свечами-клиньями
Разорвут чернь у погоста.
Протестантскими протестами
Католические клавиши
Норда-остами и зюйд-вестами
Магомета обезглавили.
18.12.02
На ладонях ночных и шальных площадей
Люди съели душевность друг друга,
Но восходит наивный и радужный день,
Жгущий хамство, обжорство и ругань.
И в полях под ногой захрустела трава,
А в пару индевеют узором травинки,
Но дыханьем своим злобу-лед разорвав,
Мы проложим для зелени-счастья тропинки.
Накормите замерзших хоть пару синиц
Со своей не ласкавшей подругу ладони,
Сотворите рассвет алчно-сереньких лиц,
Став для братьев меньших и отцом и ведомым.
На ладонях твоих поцелуй матерей,
Согревавших в мороз и в болезни,
Отрази счастья луч и озябших согрей,
И распятый любовью воскреснет.
И ватагой наивных клюющих ребят
За тобой полетят люди, словно синицы,
И согреют улыбкой своею тебя,
Не дадут в одиночестве утопиться.
На ладонях своих, на ладонях чужих,
И на площади и на мерзлой поляне
Стань ты птицей, презрей этажи,
По спирали взлетайте земляне.
03.12.02
***
Давайте в старости считать года наоборот,
Не от рождения, до смерти,
Чтоб детям было бы не так обидно.
Румяненьким младенцем был, сосал чрез рот,
Мочился, гукал, радовал всех видом
И не просил сверхзлачных кушаний из перца.
А в старости стал по ночам храпеть
И испускать не очень праведные звуки,
Фанфарную отведав слухом медь,
Познав проклятья белокурых ведьм,
Которым целовал когда-то руки.
Земля, куда уйдем, пусть будет животом,
Холодным и сырым и с пользой для червей,
Сравнить ли с тем, откуда ты явился миру
И стал пупком художникам, писателям кумиром.
Но вот куда девать исписанный стихами том,
Рожденный вдохновеньем дьявольских кровей?
Наверно, двадцать мне уж до конца,
Ах, знать бы даты с точностью до года,
Не дожидаясь ритуального прихода,
Запечатлеть низкопоклонный цвет лица,
Чтоб завещанье отослать потомкам,
Сложив в свой безвозвратный путь дырявую котомку.
Давайте в старости считать года наоборот.
Вот только где измерить точно середину?
В своей норе ты коронованный, но крот,
А может, пэр, иль депутат, иль лорд,
Но только париком не прорастут седины,
Хоть и салютом громыхнет последний порт.
Давайте в старости считать года наоборот.
И написав строку ты снова молодеешь,
И праздничный со свечками смертельный торт
Погасишь слабым односвечным дуновеньем.
06.12.02
***
Поэтам вынесен луною приговор
Пожизненно читать друг друга,
Искать брильянты, крадучись, как вор,
Меж строк, рожая лесть иль ругань.
Но иногда подобьем гильотин
Затылок зависть вдруг разрежет,
В подлунном мире ты один,
В твоих строках туман и скрежет.
Под солнцем льются ли стихи,
Иль под завыванье ветра,
В руках перо иль мастехин,
Ожогом жги глаза эстета.
Мурашкой зарази чтеца,
Чтоб взор изогнут был во внутрь,
И музу не гони с крыльца
И в ночь и зазеркальным утром.
Поэзии безжалостен закон,
Кто смел к коленям прикоснуться,
Не выбраться пожизненно из зон
Под блеск златых недостижимых унций.
Поэтам музы грешной приговор
Меж строк блуждать линейно,
Но я прошу лишь для души простор,
О чем молю благоговейно.
06.12.02
***
Со сцены позвала, о, Федерика,
Орлова, крикнулось, - я здесь,
Иду к тебе, не осознав коварность крика,
Не зная, что сожжет царицы спесь.
О, кто я незаконный граф, иль киллер,
Иль жалкий, но гвардейский льстец,
Мне плыть в изгнание стомильно,
За прегрешенья к небу взор воздеть.
Царица беспощадна от обиды,
Что кровью залит был престол,
И что настиг ее вердикт Фемиды -
Униженною б+ быть простой.
За кровь, подлог гнев вожделенья,
Не сохранит мятущейся души,
Страданья царских поколений
В сибирской пушечной глуши.
Со сцены крик, жестока ревность,
И тишина застывший в шоке зал,
Страданье интригующей царевны,
Блестящие в прожекторах глаза.
Я здесь, но только не в себе я.
Орлов, но я услышал чрез века,
Я ухожу из гвардии, серея,
И лишь строкой командует рука.
06.12.02
***
Уходит год, год лошади, как мышка,
И в мышеловке изогнулся сыр.
Может, он был третий лишний,
Не согрел нелюбимых, босых.
Не зажглись метеорами свечи,
Но сгорели желанья дотла,
Тише стали полночные речи,
Разорвался гармонии лад.
Год уходит в безвременной скачке,
Перепутаны слово и масть,
Каплей кровной о небе заплачет,
Где в пегасы не просто попасть.
Лебединым мерещится клином
Твоих мыслей слепой караван,
И пули беспечные падают мимо,
Бязь млечную в пыль разорвав.
Год прошепчет в ночи заклинанье,
Явит вещий в испарине сон,
Все, что было в извечном изгнанье,
Перевесит две чашки весов.
На секунду наложатся стрелки,
Обнуляя четверку коней,
И хвостом серебрящейся белки
Вновь раздуют огниво во мне.
10.12.02
***
Зачатый в день рожденья Ильича,
Рожденный в день его кончины,
Мне не о чем кричать,
На шепот тоже нет причины.
Наедине с самим де, фон собой
Из-под пера печатно лезут строки,
Жеребчатой кудрявою гурьбой
Две мысли друг пред другом строги.
Одна о том, что жив сегодня и здоров,
Вторая долго ли сие продлится.
Коробочкой купеческой дом-кров,
Где неизбежен со старухой meeting.
Меж этих двух мерцающих огней
Все остальное лентой вялой вьется:
Грусть, радость, без мятежность дней
В исканиях с водой живой колодца.
Чтоб оживить умершие мечты,
Чтоб счастье тривиальное, но сбылось.
С судьбою брудершафт на ты
Испить, чуть почесав затылок.
Но только мертвая из братины вода,
Хоть чифирем ее кентовски крашу,
И красной краской серые года
Я окрещу звездой кремлевских башен.
11.12.02
***
Ты летишь над пушистой невинностью,
Я над полем блуждающих звезд.
Вместе мы наслаждаемся милостью,
Что прислал недопетый норд-ост.
Тени тайной дорогою стелятся,
Словно зайцев вовек не догнать,
Только спрячут воровки-метелицы,
Иль сгрызет сыроежка-луна.
Маячки на припудренной пустыни,
На стекле обмелевшей реки,
Манят, дразнятся радугой хрусткою,
Всем законам речным вопреки.
Только вспыхнул и кем-то испуганный
Убежал от снующих ворон
За снежинкой своею подругою,
Иль от солнца с лучистым вихром.
Нам узреть в этом вихре танцующем
Под сверканьем извечных крестов
Тропки в счастье и в небыли улицы,
Чрез измены пролеты мостов.
Мы плывем над искрящею снежностью,
Замыкая медовый наш год,
Друг за другом под парусом нежности,
В лунном ветре взлетая легко.
15.12.02
Оставить отзыв
|
